— А ты знал, когда убивал?
— Я ничего не знал. У меня сто шестая, неумышленное убийство.
Впереди мелькнул просвет, и скоро они вышли на склон, откуда открывался красивый вид на дальние сопки, бесконечные, как волны на море, разноцветные, словно раскрашенные широкими мазками акварели. Меж ними зеркалом блеснула вода.
— Пришли, — облегченно сказал Сизов.
— Куда?
— К озеру.
— К тому, где золото?
— Это другое озеро.
— То самое, где твой склад? Давай пожрем скорей и пойдем дальше.
— Не торопись. Отдохнем, оглядимся, рыбку половим. Может, зверя какого поймаем, к озеру они на водопой ходят…
Хопер не рассчитывал, что так повезет. Дверь в квартиру Пешнева была не заперта, и дома никого не оказалось. Он сразу увидел ружье, висевшее на стене, и патронташ рядом — на спинке стула. Тускло поблескивали патроны, глубоко всунутые в гнезда. Их было много.
Он снял со стены ружье и вдруг почувствовал, что кто-то стоит за его спиной. Резко обернувшись, увидел в дверях пятилетнего сынишку Пешнева. Этого шустрого мальчишку все знали и любили, и вольные, и зэки. И он всех знал.
— Отец просил ружье принести, — соврал Хопер первое, что пришло в голову.
— Папа?
— Да, папа, папа. Он там медведя караулит, а как без ружья, верно?
— Верно, — согласился мальчишка.
— Вот он меня и послал.
— Я маму позову.
— А где мама?
— У соседей.
— Позови.
Мальчишка убежал. Хопер схватил патронташ и быстро вышел, скользнул в кустарниковую поросль за домом.
Он не шел, а летел по лесу, как на крыльях, в радостном возбуждении. Удача в самом начале предвещала полную удачу.
Лес в этом месте был редкий. Пришлось уйти в него поглубже и сделать изрядный крюк, прежде чем он вышел на знакомую дорогу, ведущую к новому вахтовому участку.
Еще через полчаса он увидел брошенные на дорогу мотки колючей проволоки. Трава на обочине возле этого места была вся измята, и Хопер понял: то самое место, где медведь задрал конвоира и где его должны были дожидаться Рыжий и Паря.
Хопер прошелся немного вперед, потом столько же назад, никаких следов своих подельников не обнаружил. Снова вернулся к куче проволоки, сел на землю и стал ждать, положив ружье себе на колени. Хотелось лечь и подремать, как в бараке в это время. Но на солнце было жарко, а в тени донимали комары. Да и понимал он: спать нельзя, вдруг кто пойдет по дороге да увидит его.
Чтобы прогнать расслабляющую дремоту, принялся считать да осматривать патроны. И вскочил. Заряженных было всего четыре. Остальные — пустые гильзы, вставленные в патронташ.
Это открытие Хопра встревожило: накладка с патронами показалась плохим предзнаменованием. Он закинул ружье за спину, нервно прошелся по дороге и вдруг заорал:
— Ры-ыжий! Паскуда!..
Крик показался совсем не таким грозным, как он рассчитывал, а тонким, почти визгливым. В бараке кричать не приходилось, там внушительнее звучал его тихий бас, полный угрозы.
Зашуршали кусты, и на дорогу вышел Паря, всклокоченный, заспанный.
— А мы тебя заждались, — сказал он, широко зевнув.
— Это я вас заждался. Дрыхнете, гады!
— Сам велел на дорогу не выпячиваться. Так мы в сторонке. Приняли по маленькой, закусили и ждем.
— Закусили?!
Хопер бросился в кусты, откуда только что вышел Паря, увидел следы недавнего пиршества. Колбаса, которую он сгреб со стола у Дуба, искромсанная кусками, валялась в траве рядом с ломтями хлеба, с разорванными пачками печенья. Была и бутылка, наполовину налитая мутным самосвалом. Поодаль стояла алюминиевая кастрюля, явно стыренная с кухни. В ней темнели комья загустевшей пшёнки. А рядом с кастрюлей, закрыв лицо пустым вещмешком, спал Рыжий.
Хопер пнул его в бок, холодея лицом от злости, заорал:
— Разлеглись, мать вашу!..
— Ты чего, Хопер? — Паря попятился от него в кусты. — Мы тебя не забыли, оставили тебе…
— Что будете завтра жрать? А послезавтра? Помощнички! Катитесь обратно к чертовой матери!
Он замолчал, подумав вдруг, что обратно их отсылать никак нельзя: знают про золото, разнесут. Мелькнула мысль — не пожалеть двух патронов на этих двух паскуд. Только тогда на тайгу уж не спишешь, на нем повиснет мокрое дело.
Опомнившийся Рыжий не огрызался, молча ползал на коленях, собирал в вещмешок разбросанные продукты. Взял в руки бутылку, поднял странно сведенные к носу, виноватые, как у собаки, глаза.
— Ладно, чего уж теперь? Хлебни малость.
Хопер выхватил бутылку с намерением хряснуть ее о дерево, но не удержался, глотнул из горлышка. Снова замахнулся, но подумал, что дорога предстоит долгая, водопроводных кранов в тайге для них не наделано и посудина пригодится для воды.
Злая завеса, замутившая глаза, посветлела после самогона, и он, уже спокойнее, взял у Рыжего вещмешок, закинул себе за спину.
— Сегодня обойдетесь без жратвы. А может, и завтра.
— У тебя же ружье, — возразил Паря. — Подстрелим чего-нибудь.
— Хорошее ружье! — Рыжий заюлил, как перед кумом. — Я всегда знал: Хопер — голова, что-нибудь придумает. Где ты такое ружье достал?.. С ружьем-то не пропадем…
— Патронов нет, — хмуро ответил Хопер. — Четыре штуки только.
Самогон уже проник в него, и он подобрел.
— Откуда бутылка?
— Паря у кого-то выкупил. Или спер? — повернулся Рыжий к парню, молча стоявшему в стороне.
— А кастрюля?
— Тоже Паря…
— Кастрюля пригодится.
Хопер достал компас, положил на ладонь. Подельники с искренней заинтересованностью подступили к нему.
— Идти нам на юг. Где этот чертов юг?.. Крутится, как мандавошка на сковороде.
— А ты замри, — подсказал Рыжий. — Стрелка успокоится и покажет, куда идти.
— Дура! Стрелка на север покажет. А нам надо на юг, да еще чуть в сторону, левее. Туда, значит.
Он показал рукой в самую гущину и пошел напролом, раздвигая плечом ветки.
Весь день они ломились через тайгу с упорством оголодавших кабанов. Выдохлись так, что еще засветло повалились спать, даже не наломав веток на подстилку.
Хопер знал, что заснуть на голодный желудок будет не — просто, но не стал развязывать сидор, чтоб не канючили. Он вытерпит, а этих надо проучить.
Но хуже голода всех мучила жажда. Особенно извивался Паря, вскакивал, жевал молодые побеги сосны, совал руки в траву, влажную от вечерней росы, жадно облизывал свои грязные ладони.
