излишнее самолюбие иногда берет верх и уводит его от главной цели, что как раз и получилось с ракетчиками.
— И все же, будь в дивизии надлежащий порядок, аварии с ракетой не произошло бы. Уверен, — заметил Петров.
— А вы зря торопитесь делать выводы, генерал, мы не всех еще выслушали, — деликатно заметил Сайгин и предоставил слово Павлову.
Неторопливым, слегка хрипловатым баском Павлов сказал:
— Я знал Сергея Ивановича Мельникова, когда он был еще комбатом и трудился над первой своей рукописью о действиях мелких подразделений в современном бою. С тех пор минуло почти пятнадцать лет. — Павлов прищурил глаза, будто удивился вдруг, как быстро пролетело время. — Теперь бывший комбат стал командиром дивизии, написал новые работы о действиях современных войск. И вот мы слушаем его на военном совете в связи с аварией на стартовой позиции. Что это? — Выступающий помолчал. — Может, результат упоения личными успехами? Чрезмерная самоуверенность? Пренебрежение тем, что раньше было для него святым? — Павлов говорил, внушительно роняя слова. — Эти мысли, товарищи, сейчас у каждого из нас, потому что нам известны случаи, когда хорошие командиры зазнавались, делались нетерпимыми к инициативе товарищей по службе, глухими к любым ценным начинаниям. Здесь же мы видим иное. Совершенно иное, товарищи. — Павлов поднял обе руки и твердо опустил их на стол, будто оперся на них. — Дивизия, которой командует генерал-майор Мельников, — сказал он после небольшой паузы, — одна из лучших в округе. И если в оценке дивизии выставить на передний план неприятный случай с учебно- тренировочной ракетой — легко впасть в ошибку. Но мы должны исходить из главного: боевой готовности дивизии.
— Кстати, вы сами только что побывали там, — заметил Сайгин.
— Так точно, побывал, — сказал Павлов. — И потому должен сообщить, что в дивизии очень смело обучают солдат борьбе с напалмом и танками, усложнены действия мотострелков. С этой целью созданы новые учебные поля. Словом, несмотря на те неприятности, которые произошли в дивизии, она все же свою боеспособность наращивает. Это особенно важно сейчас, накануне предстоящих учений, где дивизии придется держать серьезный экзамен, который будет, прямо скажем, выходом соединения на новый рубеж.
— Однако, вероятно, не следует забывать, — сказал, поправляя роговые очки, Костицын, — что падение учебной ракеты и другие случаи могут и сильную дивизию привести к горькому финишу.
— Это возражение Павлову? — спросил командующий.
— Это зарубка на будущее, товарищ генерал-полковник, — ответил Костицын.
— Самокритика, стало быть? — Сайгин добродушно подмигнул всем присутствующим, но тут же лицо его приняло строгое выражение. — Что ж, товарищи, пошумели, поспорили, теперь давайте подведем итоги. Прежде всего в приказе, вероятно, должны быть конкретные меры, исключающие подобные аварии в будущем. Особенно это касается профилактических осмотров. — Он многозначительно посмотрел на Мельникова, потом на других генералов. — Необходимо также обязать всех командиров частей и подчиненные им штабы докладывать нам в округ обо всех серьезно работающих рационализаторах. Думаю, что и политорганы не останутся в стороне. Вместе мы найдем возможность таким людям предоставлять творческое время. А чтобы не было в этом деле стихийности, обяжем офицеров штаба округа изучать деятельность рационализаторов наравне с боевой подготовкой. А что касается виновников происшествия, решим так. Майор Жогин уже тяжело поплатился за свою оплошность. Теперь, надо полагать, будет более осторожным. Жигареву и Осокину объявим по выговору. Пусть подумают и сделают выводы. С вами же, Сергей Иванович... — Сайгин пристально поглядел на Мельникова. — С вами — разговор у нас особый. Но перенесем его на большие учения. Надеюсь, вы понимаете меня?
— Я понял вас, товарищ командующий, — встав, ответил Мельников. — Постараюсь...
2
В дивизию Мельников возвращался поездом. Самолета нужно было ждать целые сутки. К тому же синоптики не обещали на ближайшие дни летной погоды.
За вагонным окном встречный ветер гнал сухую снежную пыль, гнул оголенные деревья и-затягивал белыми тугими жгутами протянувшуюся через поля дорогу. По ней торопливо бежали грузовые и легковые машины, шли тракторы с прицепами.
За спиной Мельникова послышался легкий кашель, затем хрипловатый мужской голос:
— Не угодно ли чаю, товарищ генерал? Только поспел.
Мельников обернулся. Перед ним стоял маленький седоголовый проводник, в узкой форменной тужурке, с бороздкой шрама на щеке. В руках он держал поднос с чашками с оранжевой азиатской росписью и такой же окраски заварным чайником, покрытым белой салфеткой.
— Чаю хочу, — сказал Мельников. — Если можно, покрепче.
— Все предусмотрено, товарищ генерал. Заварил специально, как на привале после трудного перехода.
— О, да вы солдат!
— Так точно, гвардии рядовой Борисов Антон Антонович. В Отечественную воевал на Днепре, под Курском, потом опять на Днепре. А у вас я тоже колодочку за оборону Киева приметил. Надеюсь, не ошибся?
— Верно, мы с вами где-то рядом воевали.
Довольный удачно затеянным разговором, проводник проворно выполнил свои хозяйские обязанности, но уходить не спешил. Кивнув на газету, лежавшую на полке, спросил:
— Не объясните, товарищ генерал, как бывалому солдату, почему это вдруг началась новая возня с ракетами за океаном? Ядерные боеголовки грозятся привезти в Европу. Неужели и в самом деле империалисты боятся, что мы нападем на них?
— Не в том дело, Антон Антонович. Наших мирных предложений они боятся. Вы же видите: чем настойчивее усилия сторонников мира, тем наглее делаются империалисты. Страх, похоже, одолевает: уплывают прибыли из рук.
— Понимаю, — кивнул седой головой проводник, — но, извините, одного не усвою: на что они сами-то надеются? Сгорят ведь тоже, если атомную зачнут... — И, предупредительно прикрыв дверь, спросил почти шепотом: — А как у нас против них, извините, крепко?
— Стараемся, Антон Антонович, — ответил Мельников.
— Вы уж не таитесь перед старым солдатом, товарищ генерал. Я ведь так смыслю: ежели разоружаться, то обоюдно, по договору. А так, в одиночку, невозможно. Да и как верить им, ежели говорят одно, а сами до зубов вооружаются. Нет, нет, только по обоюдному договору. Да вы пейте, товарищ генерал, я вам сейчас еще свеженького заварю.
Проводник ушел. А Мельников, глядя ему вслед, подумал: «Как рассуждает! Ну прямо дипломат настоящий».
Когда поезд притушил скорость и навстречу потянулась длинная платформа знакомой станции, Мельников стоял уже в тамбуре, готовый к выходу. Он заранее представлял, как подбежит к нему Никола Ерош, вскинет руку к виску и доложит, что машина подана. А потом, сидя за рулем, обязательно поведает все новости о ракетчиках, потому что, пока он, Мельников, был в штабе округа, Ерош конечно же с утра до вечера находился в ракетном подразделении.
Но, выйдя из вагона, комдив увидел перед собой Нечаева с Ольгой Борисовной. То, что на перроне оказался начальник политотдела, Мельникова не удивило. Он понимал: Нечаеву не терпелось как можно скорее узнать о решении военного совета, а вот зачем пришла его жена, догадаться сразу не мог. Тем более что в это время она должна была находиться в библиотеке. — Что-нибудь случилось? — спросил Мельников.
