Трое остальных участников коллектива робко шевелились за спиной Шамая. Гриня, кряхтя, сползал с верхней полки и наконец рухнул вниз вместе с матрасом, подмяв под себя Дикого и Босса, которые, держа в руках тяжелые гитарные кейсы, топтались в узком проходе, ожидая, когда Шамай освободит для них проход.
— Ну, пошли, ребята, пошли. Автобус ждет, — сказал Митя, предвкушая изрядное веселье, которым наверняка обернется приезд группы в таком состоянии. Правда, это веселье может грозить лишними заботами для устроителей, но наверняка проблемы не будут носить криминальный характер. Спирто- водочные вопросы легко решаемы — парни, несмотря на свой застарелый алкоголизм, все-таки высокие профессионалы и свою работу всегда делают честно.
— Слава тебе, господи! — сказала проводница, когда Митя с Шамаем вышли на перрон.
— Спасибочки вам за приятную ночь, — пропел Шамай, кланяясь проводнице в ноги.
— Иди ты в жопу, козел! — отвернулась проводница, не поддержав шутливого тона своего бывшего пассажира.
— Ну что, парни? Пивка для рывка?
Маленький Босс, ростом Мите по плечо и совсем теряющийся рядом с гигантом Шамаем, вышел, вернее, почти выполз из тамбура на платформу, стукаясь обо все углы огромным кейсом с бас-гитарой.
— Да, ребята, пива надо, — подтвердил клавишник Гриня, худощавый и самый приличный на вид участник «Гротеска». Он поправил сползающие на нос очки, посмотрел по сторонам и вздохнул: — Без пива сейчас никак невозможно.
— Поехали в гостиницу, парни, — сказал Митя. — Там и пиво будет, и все.
— Нет. Боюсь, до гостиницы я не доеду, — Босс отрицательно покачал головой. — Пошли к ларьку. Тут ларьки у вас прямо рядом. Я знаю. На чем едем-то?
— Автобус на Лиговке, — сказал Митя.
— Во! Как раз по пути!
Компания остановилась у ряда ларьков, предваряющих выход на Лиговский проспект.
— Ты знаешь, что у нас вчера случилось? — спросил Шамай, делая первый глоток из бутылки.
— Что? — невинно спросил Митя.
— Как? Не знаешь?
Босс едва не уронил свой бальзам, бросил кейс на асфальт и схватился за выскальзывающую из пальцев бутылку двумя руками.
— Не знаешь? В натуре?
— Да что такое?
— Митя, бля буду, Леков же умер! У нас! Вчера!
— Сгорел парень, — подтвердил Гриня. — На даче. Прямо вместе с дачей.
— Ах, это, — протянул Митя. — Знаю, конечно. Все уже в курсе.
— 'В курсе'… — передразнил его Босс. — Какой музыкант был! Гений!
Митя согласно кивнул. Знали бы они, что он сейчас думал про этого «гения».
— По уму, вообще концерт надо сегодня снимать, — сказал Босс. — Траур, типа. По Лекову.
— Ты чо, опух? — Шамай хлопнул Босса по плечу. — Крышу оставил в поезде? Концерт снимать! Мы сегодня скажем, что в память Васьки играем. Хоронить-то у вас будут? — Он посмотрел на Митю, который держал перед собой бутылку, раздумывая, стоит ему сейчас пить или нет.
— Что? А, да. У нас. Сегодня тело привезут.
— Кто?
— Наш администратор.
— Ясно…
Гриня, отошедший куда-то в сторону, вернулся и протянул Шамаю открытую уже бутылку водки.
— Ну, по глотку за Ваську.
— Э, братцы, давайте-ка тормознем, — испуганно воскликнул Митя. — Концерт еще. Потом все будет.
— Че-го? — Шамай навис над Матвеевым всем своим стопятидесятикилограммовым телом. — Ты что нас, за лохов держишь, а?
— Да нет, Шамай, что ты?
— Тогда махни тоже.
— Ладно. — Митя взял поданную ему Гриней бутылку. — За Василька.
Матвеев сделал большой глоток, потом еще один, закашлялся.
— На, запей. — Шамай вернул ему пивную бутылку, и Митя залил вставшую комом в горле водку обильной порцией пива.
— С утра выпил — весь день свободен, — весело заметил Гриня.
