будем? Он умер год назад! Все права у нас! Мы на этом деньги зарабатываем...
– Большие? – вяло спросил Владимир Владимирович. Разговор начал его утомлять.
– Большие, – сказал Артур. – Вся страна его хоронила. Фильм сняли документальный.
– А-а... Точно. Было такое. Вспомнил наконец. Что же ты мне голову морочишь столько времени?
– Так я... Я же по порядку все... Короче говоря, выходит, что не умер он, а просто слился. А теперь всплыл. И с правами теперь – черт разберет, что делать?
– Погоди. Так я не понял – кто тогда умер-то?
– Хрен в пальто! – вскрикнул Артур. – Откуда я знаю, кто там умер. А то, что Лекова живым видели в Москве – это факт. Вчера мне Огурец... Огурцов то есть, сказал. Почти трезвый был, между прочим. А это так нам может боком выйти, Володя, такая вонь поднимется...
– Слушай, ты этим делом занимаешься, вот и занимайся. Мне мозги не пудри. Или ты хочешь как? Чтобы я за вас всю работу делал? Я за что тебе деньги плачу? А? За Лекова твоего сраного? Вот и разбирайся с ним сам! Все? Смету принеси, если бухгалтерию не устроит, поговорим...
– Ладно, – мрачно кивнул Артур. – Я все понял. Буду разбираться.
– Вот и молодец. Давай, Артур, крутись-поворачивайся.
Легко сказать – крутись-поворачивайся. Вавилов, он как блаженный. Ситуация-то и в самом деле куда как аховая. Если, конечно, не привиделось Огурцу. Литераторы – они народ нервный, мнительный.
Совпадение?
Хрен его знает. Жизнь – штука причудливая. Может, и совпадение. Ну, попался мужик у ларька. Ну, похож. Ну, очень похож. Так и что?
Ваганян вспомнил, как давным-давно встретил в трамвае своего двойника. Правда, двойник изъяснялся лишь по-арабски. В те времена арабских студентов тьма-тьмущая в Союзе обучалась.
Посмотрели тогда друг на друга, вытаращив глаза. Да и разошлись.
С другой стороны, что тогда было? Встретились два студента. А тут бабки. И наипервейшее правило: лучше перестраховаться. Последить за странным мужиком – вдруг, это и не Леков вовсе. А с другой стороны – время, время! Дел невпроворот. Это Вавилову легко говорить – реши, мол, сам. Он-то уже вообще почти делами не занимается. Весь концерн «ВВВ» как хорошо отрегулированный механизм работает. Многоотраслевое объединение выросло из продюсерского центра – есть даже птицеферма, которую Вавилов недавно достроил – гигантское предприятие под Москвой, видно, «ножки Буша» все шефу покоя не давали – решил продолжить свои отношения с битой птицей. В общем-то, и птицеферму уже не Вавилов строил, а деньги его. Вавилов теперь в офисе появляется в одиннадцать, а в двенадцать уже в ресторане сидит с какими-нибудь нужными людьми. Там все вопросы и решает за рюмкой «Агдама». Это у него такой же рудимент, как и «Ролекс» на запястье. С детства Владимир Владимирович этот напиток полюбил. И никак разлюбить не может. Впрочем, есть в этом шик особенный. Сидит он, допустим, где-нибудь в «Доме академиков», на карту вин даже не смотрит, а вышколенный халдей ему персонально бутылку «Агдама» несет. Самтрестовский, мутноватый, подлинный. Особенно Владимир Владимирович любит, если бутылка, что на стол к изумлению всех присутствующих официант ставит перед всемогущим «ВВ», вся опилками заляпана.
Молодец он, конечно, такую махину раскрутил – и битая птица тут тебе, и издательство престижное, и производство видеокассет, и строительный бизнес, и музыка, и автомобили, и водка. Пару телеканалов собственных имеет, одновременно – личное рекламное агентство – сам себе рекламу продает, сам у себя ее покупает, сам с собою, бывает, по неведению или в силу забывчивости, торгуется, переговоры изнурительные ведет. Но – ни одной копейки, в результате, на сторону не уходит. А Вавилов уже к этому привык. Это раньше у него радостное детское изумление возникало, когда выяснял он с похмелья, что вчера двое его администраторов вели торг друг с другом, не подозревая, впрочем, о том, что работают на одного и того же хозяина. Со временем, однако, и это перестало удивлять. Дел ведь – край непочатый, и тут, и там. Страна огромная, а он, Владимир Владимирович, один. Попробуй все в голове удержать, если курам – дай, телевидению – дай, литераторам, хоть и не столько, сколько курам, – но тоже дай. Подумаешь, Леков какой-то умер, потом ожил и права качать начал. Тут вон полтора миллиона кур снесли яйца черного цвета. А почему – неведомо. В «Доме академиков» когда сидели последний раз, астролог какой-то там же отирался. Говорил, мол, Черная Луна по Солнцу пошла. Говорил, говорил, все на бутылку «Агдама» поглядывал, о благости-неблагости вещал. А у самого кадык вверх-вниз нервно ходил. Прямо как у курицы, перед тем как яйцо снесет. Эх!
Черные яйца охотно покупали владельцы дорогих ресторанов, но это был мизер. Несколько тысяч, положим, умяла московская элита. Еще по тысяче ушло в Питер, в Нижний и на Николину гору. Проституток дорогих угощали новым изыском – black balls. Проститутки лупили black balls, рассыпая черную скорлупу на дорогие ковры отдельных кабинетов.
Но что такое несколько тысяч, когда на руках около десяти миллионов нереализованных black balls.
Проще всего было отправить роковые balls на переработку. Любой другой так бы и поступил. Но не Владимир Владимирович. Было в этих яйцах что-то завораживающее. Многообещающее.
От черных яиц ощутимо пахло тайной. Птичницы и птичники, грузчики, ответственные, не очень ответственные и безответственные вовсе работники огромной птицефермы, провоняли тайной настолько, что некоторым из них пришлось даже уйти из семей. Взгляды работников, обеспечивающих бесперебойное производство яиц, стали тяжелыми, многозначительными, порой – отпугивающими. Щеки у большинства работников покрылись густой щетиной – практически у всех, не исключая и представительниц слабого пола. Некоторые стали выше ростом, другие, напротив, за считанные дни измельчали, похудели, стали прихрамывать, но, вместе с тем, обрели необыкновенную физическую силу. Крохотные грузчики теперь грузили ящики с черными яйцами в три смены без обеда, и ни капли пота не выступало на их сморщенных, позеленевших лбах. Тонкие руки с легкостью подхватывали тяжеленные поддоны, словно муравьи носились становившиеся все больше похожими на карликов разнорабочие по складам Вавилова, все больше напоминающим муравейники.
Интерес к новой продукции стали выказывать самые разные организации и предприятия. Теперь Владимиру Владимировичу, помимо того, чтобы решить, как же и куда реализовать странную продукцию, приходилось думать еще и о том, как откреститься от сатанистов, денно и нощно околачивающихся вдоль заборов предприятия. Сатанисты жгли костры, тянули заунывные песни и вступали в неформальные отношения с грузчиками и птичницами.
Основные подъезды к ферме были перекрыты пикетами «Гринписа», которые, как ни парадоксально, проводили ночи у сатанистских костров, угощали парней в черной коже печеной картошкой и рассказами о светлом, экологически чистом будущем, в котором место найдется всякому, кто пожертвует на благое дело долю малую из своего бюджета.
В общем, от black balls исходил вызов. И Владимир Владимирович чувствовал, что вызов этот направлен лично ему. Тем более что овуляционная флуктуация скоро закончилась и куры, косясь боязливо на птичниц с зелеными лицами, стали, хотя и осторожно, но нести обычные и милые желудкам широких масс яйца с белой скорлупой.
На все можно с разных сторон посмотреть. Много ли найдется людей в этом лучшем из миров, которые вот так, в одночасье, оказываются владельцами десяти миллионов black balls?
Нужно было что-то решать. И решать срочно.
Артур Ваганян был посвящен в проблемы птицефермы и понимал, что Вавилову сейчас не до шоу- бизнеса. Придется, в самом деле, самому разбираться с неожиданно возникшим перед ним препятствием.
Решать. Легко сказать – решать. В принципе, Артур знал, что решить можно любую проблему. Но всякое решение требует времени, а его у Артура не было. Да и вообще – с какой стати он сам должен торчать у незнакомого подъезда, выслеживать неизвестного ему гопника и пытаться понять – Леков это или просто гопник. Есть штат, есть куча народу, которым он платит неплохие зарплаты, а народ этот, как и положено ему, по ночам в клубах дорогих развлекается, а днями в офисе кофе пьет и по мобильникам с девками треплется – о том, как ночью в клубе будет развлекаться. Понтярщики. Лентяи и пройдохи. Только
