самые наилучшие пожелания! Смотри, не забудь передать, а то будет, как вчера!
— Слушаю и повинуюсь, о, великий!
Бриджес надул щёки и с важным видом отключил канал связи.
Коваленко почесал голову, закурил, подумал и, пробормотав: «Строгий секрет! Государственная тайна!» — позвонил Вике:
— Слушай, боевая подруга, я тут сейчас на селекторное совещание переключусь, а ты посмотри запись моего разговора с Бриджесом и после совещания доложи мне свои соображения, ладно? Привет там тебе от него — большой и раскалённый. Что? Вместо тебя? Пусть на селекторе будет Энрике… ах, он на точке… ты что там, одна что ли? Нет? Вот! Правильно! Пусть Ваксмахер за тебя и отдувается, прекрасно! Ну, целую и жду. И учти, малыш, это очень важно. Кстати, никому ничего пока не говори — хорошо? Ну, целую тебя во все вкусные места… пока!
…
С этим заданием Вика умоталась не хуже, чем «в поле», на точке. Два дня она висела на телефоне, передав все дела нервному Ваксмахеру и педантичному Энрике. Ей нравилась атмосфера секретности… вроде, как школьники тайком от педагогов готовят сюрприз. По совету Коваленко, она связалась с Даной Щербаковой, строго-настрого приказав ей соблюдать секретность.
Полдня ушло на борьбу со службой безопасности. Полковник Можаев и его заместитель, бывший морской пехотинец Харлан Кобен, упёрлись, приводя огромное количество аргументов против затеи. Пришлось звонить Бриджесу, который разобрался с делом ровно за минуту. Он напомнил о том, что даже СБ МЕНАКОМа подчиняется лично ему, Бриджесу, а в его отсутствие — мистеру Коваленко.
Сам Игорь Антонович только отмахивался от Вики, целыми днями мотаясь в районе «южного феномена», где стоял, покачиваясь, идеально ровный смерч, уходящий неожиданно тонкой чёрной трубой чуть ли не в стратосферу. Этот смерч приводил в отчаяние лучших специалистов. В любую погоду он продолжал торчать пыльной кишкой… вот уже три недели не сходя с места. Вброшенные в него небольшие шарики-зонды мгновенно теряли связь и… просто пропадали. Вообще, в этом аккуратном смерче пропадало
— Но она дала изображение, понимаешь? — ероша волосы сказал Вике Коваленко. — Да только мы это изображение понять не можем. Двадцать семь с половиною секунд белиберды. Я уже накрутил хвоста группе морфологии — похоже, это по их части… пусть там, в ЦЕРНе, теоретики попотеют, как следует! Хокинс уже колдует, пора и им поднатужиться.
Действительно, просмотрев изображение, Вика пришла в отчаяние. Камера путешествовала по бесконечно разветвляющимся гладким переходам. Эти переходы пульсировали. Они менялись ежесекундно, закручиваясь в немыслимые узлы. Они переливались всеми цветами радуги. Камера плавно вращалась, не задевая ни одной из стен, то ускоряясь, то замедляя свой полёт. Учитывая то, что «Sony» предоставила им камеру с частотой около двух тысяч кадров в секунду, морфологам предоставлялось море материалов, которые хотелось немедленно осмыслить… просчитать… построить хотя бы одну внятную гипотезу, в конце концов!
Бриджес как-то сказал им, что, возможно, Джефферсон смог бы увидеть за этим нечто большее, чем просто таинственную картинку. Коваленко напрягся, но спокойно ответил, что Джеффа и Зайкова, — Царствие им Небесное! — не вернёшь, но и у него, у Коваленко, есть рабочая гипотеза. И они с Бриджесом и Романом отчаянно углубились в математику, бесконечно переругиваясь и споря. «Возможно, это трёхмерная проекция узлов сопряжения нашего пространства-времени, с пространством-временем Икс, — подытожил спор Коваленко. — Примем это, как рабочую гипотезу и составим план экспериментов, отталкиваясь от неё. Это даст нам хотя бы осмысленное направление действий». На том спор и закончился.
Итак, всё было готово. Гости прибыли на ООНовском грузовом вертолёте. Вопреки уверениям, кое- какую аппаратуру они всё-таки привезли с собой. Что-то было взято «на всякий случай, вдруг у вас тут нету», что-то объяснили просто: «А как же без него?!». Но всё обошлось — подключили, проверили. Прибыл Бриджес, отмахнувшись от очередного совещания. На точках остались по жребию. Вертолёты и «Хаммеры» стояли наготове, на случай, если кокон проявит неожиданную активность — перебрасывать учёных по местам и эвакуировать гостей.
— Господи, хоть бы всё прошло нормально! — невольно вырвалось у Вики, когда они с усталым и небритым Коваленко занимали места у «варежки» — знаменитого на весь Екатеринбург привокзального памятника Уральскому танковому добровольческому корпусу. Коваленко своею властью расчистил всю привокзальную площадь на время «встряски положительных эмоций».
— Нормальным здесь ничего быть не может, — буркнул Коваленко, махая руками Бриджесу, который, видимо, потерял их в толпе.
— Может, — упрямо сказала Вика. — Вот я тебя люблю, Коваленко, и это нормально. На этом мир стоит, учёный! А ты всё к физике-математике сводишь…
Коваленко повернулся к ней. Он явно хотел что-то сказать, но неожиданно улыбнулся и чмокнул Вику в нос.
— Опять целуются! — прогудел Бриджес, протиснувшись наконец-то к ним, под ручку с Романом Ковровым. — Пора Можаеву с Кобеном учреждать на Базе полицию нравов.
— Целуемся — это нормально, как мы только что выяснили, — сказал Коваленко, пожимая руки Бриджесу и Роману, — а вот что мы с Викой будем делать сегодня ночью… это — о!
— Коваленко! — воскликнула зарумянившаяся Вика, а Бриджес вздохнул:
— Молодёжь! — и грузно опустился рядом, вынув из уха крошечную горошинку гарнитуры. — Ну, удивляйте меня, удивляйте!
— Уже скоро, — сказал Коваленко и подмигнул Вике.
— Кто будет-то, Вика? — спросил Роман.
— Увидишь! И убери коммуникатор, а то я его конфискую!
Накануне у входа в железнодорожный вокзал наспех соорудили импровизированную сцену. Вообще- то, это была огромная, неуклюжая грузовая автоплатформа со снятыми бортами. Теперь на ней стояли многоваттные колонки, ударная установка и с десяток микрофонов.
— Вебкамеры, плюс RenTV с трансляцией, — гордо сказала Вика, перекрикивая шум. — CNN сама по себе у нас постоянно толчётся, поэтому они тоже здесь. BBC — надеюсь, что успели…
— А родной государственный ОРТ? — спросил Коваленко.
— Долго пробивать, — беспечно махнула рукой Вика. — Я непрестанно козыряла вашим именем, мистер Бриджес, а также именем Коваленко, но там сидят большие зубры. Я не стала давить.
— Уж чего-чего, а это давление на всех и вся я хорошо помню… — проворчал Бриджес. — Меня просто одолевали койоты из прессы, а я только и делал, что ссылался на секретность операции и подписывал ваши гневные записки…
Внезапно на сцену поднялся незнакомый Вике парень и поднял руки.
— Здравствуйте! — прогремел его голос. — Если что-то не так, прошу извинить, мы всё делали впопыхах и могут случиться накладки. Не стреляйте в пианиста, он играет, как умеет, верно?
— Верно! — заорали вокруг. Коваленко распечатал банку пива. Бриджесу и Вике он вручил по ледяной банке «Пепси».
— А где же русский квас? — прокричал Бриджес, но Коваленко, похоже, не расслышал его, потому что только улыбнулся и показал рукой на сцену — вот, мол, где сейчас всё самое главное!
Над головой ведущего побежала строка перевода на английский — гордость Виктории, которая до последнего сомневалась, что это чудо техники, собранное на живую нитку ребятами из техподдержки «MAD GUNG», всё-таки заработает. Спасибо, спасибо Людочка Ким! Кому концерт, а тебе придётся сегодня здорово поработать на переводе!
— Ого! — заорал Коваленко. — Это ты молодец, Вика!
— Я не буду говорить всем собравшимся о том восхищении, которое мы испытываем к прилетевшим со всего земного шара учёным; я не буду говорить о том, как тяжело переживает планета это Пришествие; я просто скажу о том, что мы хотим выразить наше восхищение, нашу поддержку всем вам… — ведущий сделал паузу, — русскими народными песнями! Встречайте, друзья! Пелагея!
С крыши гостиницы «Екатеринбург», бывшей «Свердловск», вспыхнули два дополнительных армейских
