вперёд и нахлобучила на нос. Она чмокнула Мёрси куда-то между щёкой и ухом.
— Рано тебе ещё о мужиках думать, Мёрси!
— Да ладно тебе, мамочка!.. — нарочито капризным детским голоском пропела Мёрси, поворачивая бейсболку козырьком назад. Ей стало весело. — Я уже совсем взро-о-ослая!
Они улыбались. Женщины! О, мы, женщины, всегда поймём друг друга!
— Догоняй, — хихикнула Мёрси и поскакала вслед за мужиками, почти скрывшимися в тумане.
— Что это вы там хихикаете? — ревниво спросил Илья. — Нам, мужикам, кости перемываете?
— Так я тебе и сказала! — Мёрси высунула язык. — Пусть теперь тебя любопытство замучает!
— Жёстко, — пробормотал Илья и вздохнул. — Жизнь дала трещину. Ни о чём другом теперь думать не смогу…
Ворота со скрипом приоткрылись. Сашка не стал распахивать их до конца. В тумане поблёскивали фары инкассаторской машины, видимо, как раз поворачивающей во двор, когда всё случилось. В ней, возможно… и даже наверняка! — было оружие. Вот только открыть машину не было ни малейшей возможности. Впрочем, патроны всё ещё не стреляли…
… а вот продукты портились.
В ближайшем «Магазине N5», длинном, занимающем весь первый этаж здания, построенного ещё в пятидесятых годах, — их остановила вонь.
— Все куры протухли… и колбаса! — грустно сказал Илья. — Жаль.
Посовещавшись, решили, прикрыв нос и рот, пройти хотя бы в кондитерский и винный отделы. Так и бродили вчетвером в потёмках, стараясь поскорее сделать запасы и не забывать дышать ртом.
— Хорошо, что водка не протухает! — пробубнил голос Ильи.
— Воды много не бери! Зачем лишнее тащить? — ответила Мёрси. — Тут дальше пойдут сплошные рестораны и кафе. И киосков много!
— Воняет! — печально констатировал Сашка.
— Ребята… что-то мне всё это не нравится, — сказал Илья, когда они остановились.
Анна подумала, что все — и всё! — давно уже поняли. Они просто не решались сказать об этом вслух. Сказать — значит признать, принять этот долбанный факт, который не лез ни в какие ворота… и с которым так не хотелось смиряться! Иногда хотелось ей заорать во всё горло: «Дичь, чушь, ерунда! Этого просто не может быть!» — и начать лупить чем-нибудь тяжёлым по стёклам… крушить и ломать всё вокруг.
Теперь-то она бы с радостью согласилась на утреннее предложение Ильи!
— Бл…дь, он вытянулся, как презерватив! — горько сказала Мёрси.
Да, Екатеринбург «вытянулся».
В нормальное время от своего дома Анна доходила до Дворца Молодёжи пешком за двадцать- тридцать минут. Учитывая скорость Ильи… который, вообще-то, тоже не улиткой полз… учитывая туман, в котором приходилось идти медленно… учитывая, — мать его, — все факторы, они давно должны были дойти!
В голове всё путалось. Анна призналась сама себе, что не может сейчас взять и нарисовать карту… простенькую схему пройденного пути! Впрочем, нарисовать-то она сможет, да только карта эта будет иметь мало общего с картой Екатеринбурга на участке: улица Московская, вниз под горку до пересечения с проспектом Ленина…
Слишком много домов! Вдоль длинных фасадов старых четырёхэтажек, в которых окна первого этажа расположены много выше человеческого роста, вдоль ряда тополей, с давних времён растущих на всё сужающихся газонах, вдоль бесконечно тянущегося забора, огораживающего стройку очередного небоскрёба… всё дальше и дальше… и всё
Анна пыталась вспомнить, как улица выглядела в нормальной жизни… и её нынешние впечатления упрямо накладывались на воспоминания…
Перебирая в памяти тысячи мелочей, она с ужасом осознавала, что помнит
Она чувствовала, что каждый из них — Илья, Мёрси и даже Сашка — тоже пытается уложить, утрясти в памяти новые впечатления, без конца сопоставляя их со старыми… и тоже не может этого сделать.
Вот дом Аллы Фроловой. Когда-то они были подругами, пока Алла не вышла замуж за солидного пожилого чеченца и не укатила с ним в Москву. Десять лет назад, Анна с мужем и Вовкой переехала на Московскую, Алла приходила к ним на новоселье. Первое время Анна нет-нет, да и забегала к ней в гости… и на дорогу пешком у неё всегда уходило десять минут…
Да-да! Вот он, этот чёртов дом, стоит на месте! И дорога до него по-прежнему знакома до последнего тополя.
Да только шли они сюда — часов десять.
— …твою ма-а-ать! — протянул Илья и зло стукнул палкой по стволу дерева.
— Привал, — устало сказала Анна. — Сядем, отдохнём… и ты нам всё расскажешь, Илья.
Глава 33
— В общем-то, Анна мне сказала меньше, чем знает. Такое у меня впечатление, — шёпотом сказал Илья, ставя банку тушенки в костерок. — Наверное, у неё самой в голове всё перепуталось… Сатана, Бог, дети, туман.
Они сидели у крыльца салона «Оптика» на стульях, вытащенных из маленькой приёмной. Крыльцо занимало часть тротуара у старой «брежневки», ближе к торцу здания. Почти впритык к нему возвышался свежий деревянный забор с навесом над дорожкой для пешеходов. Доски вкусно пахли сосной. Над головой уютно шелестел клён. Место было по-домашнему чистенькое и тихое, что, собственно, и привлекло всех четверых.
— Она говорит, что туман — это часть его, — заметила Мёрси, которой тушенки совсем не хотелось. Она уже решила, что вывалит в котелок четыре пакетика «Супа харчо» и порежет в этот суп копчёную колбасу маленькими кубиками. Дело это неспешное, даже нудное. Котелок-то есть, есть и вода, а вот с огнём будут проблемы. Впрочем, от забора Сашка оторвал несколько досок и ловко расщепил их топориком. Топорик, конечно, полное говно и надолго его не хватит… вид у него уже сейчас такой, будто им пирамиды вытёсывали, но… но и хрен с ним, что теперь, убиться что ли?
— Саша, нам бы ещё дров, — сказала она, высыпая пакетики и заливая их водой из фляги.
— Похлёбка! — воскликнул Илья, тоже отцепляя свою флягу. Стаканчик с водкой он прижал к груди левой рукой. — Ох, не дождусь, супа хочется, как из пушки!
— Вот и лопайте пока тушёнку с сухарями, а тут ещё ждать и ждать, пока закипит…
— Анна с собой шоколадки возьмёт, — доверительно сообщил им Сашка и с треском оторвал доску соседнего забора. — Она тоже хотела суп варить! Только она, наверное, вначале за лекарствами пойдёт.
В тумане далеко-далеко в стороне звякнул трамвай. Мёрси пододвинула к себе ружьё со вставленным гарпуном, лежащее у костра. Двустволка Сашки висела у него за спиной.
