– Ой, знаю, – простонала Глафира, – всё знаю – и про мотор и про деда, а все равно волна как поддаст, так у меня все прямо…
Тут волна поддала и Глафира забормотала:
– Ой, мама моя дорогая, вот ужас, вот ужас!
Так мы сидели, и время шло, шло, и ничего не менялось. Тихонько поскуливала Валька, на разные голоса взывала к своей маме Глафира. Я, правда, молчал, но, по чести сказать, мне хотелось не то что заскулить, а просто полным голосом закричать караул. Только у Фомы был спокойный вид человека, который чего-то ждет, знает, что ждать необходимо, что ждать придется долго, приготовился к этому и запасся терпением. С таким видом он мог бы сидеть на приеме у зубного врача, если бы была большая очередь.
Потом по трапу затопали сапоги, и в кубрик вошел Новоселов. Он был в зюйдвестке, проолифленных штанах и куртке. Не знаю, где и когда успел он одеться. Он весь был мокрый, а на плечах и на зюйдвестке налип талый снег.
– Ну, как существуете, морячки? – весело сказал Новоселов. – Ничего, живы?
– Ой, Степа, – застонала Глафира, – до чего страшно! Что там наверху? Не тонем ещё?
– Как можно, Глаша, тонуть? – удивился Новоселов. – Разве потонешь с Фомой Тимофеевичем? Его волна боится. А как молодежь?
– Стонут, дядя Степа, – солидно сказал Фома, – скрутило их очень.
– С непривычки, конечно, может скрутить, – согласился Новоселов, – только, смотрю я, не делом вы занимаетесь. Не годится это – сидеть да слушать, как волна бьет. Это и храбрый человек струхнет.
– А как же, дядя Степа? – спросил Фома.
– Работать надо, – решительно сказал Новоселов – Есть у вас, Глаша, какая работа?
Тут волна так ударила в борт, что Глаша даже взвизгнула:
– Ой, мамочка, мамочка, мамочка! – Потом она помолчала и продолжала уже более спокойно: – Какая тут работа! Книжки надо бы разобрать, да разве это возможно?
– Почему невозможно? – удивился Новоселов. – Обязательно возможно. Книжками займитесь, вам полегче и станет. И ребят поднимите. Ничего, что укачало, за работой забудут. Давай, Фома, организуй. Давайте, Глаша. Нечего, нечего.
Фома с сомнением посмотрел на меня, потом с ещё большим сомнением на Вальку и хмуро покачал головой.
– Не знаю, дядя Степа, – сказал он, – как их поднять.
– Давай, давай, – сказал Степан. —
ЭЙ, Валентина, вставай, работать надо. Нечего на койке валяться.
– Вот ещё! – буркнула Валя. – Не могу я работать, оставьте меня в покое!
– Что? – удивился Новоселов. – Это ты с кем говоришь? Ты понимаешь, что ты на судне? Здесь каждый работать обязан.
– Я не обязана, – с рыданием в голосе возразила Валя, – я маленькая.
– Как забираться на судно, так не маленькая, – рассердился Степан, – а как работать, так маленькая? А ну давай, нечего, нечего!
Он взял Валю, поднял её, поставил на, I пол и одобрительно на неё посмотрел:
– Ну, видишь, вполне способна работать. Мы тебя ещё в матросы запишем. Давайте, Глаша, командуйте, что ей делать. Веселее, веселее!
– Неужели, Степа, книги разбирать?
– А как же? – Новоселов даже удивился. – Обязательно.
Снова ударила волна в борт, и застонала Глафира:
– Ой, мамочка, мама, ой, как бьёт!
– Ничего, ничего, – сказал Новоселов. – Суденышко старенькое, но ещё крепкое.
Я с ужасом ждал, что сейчас Степан возьмётся и за меня. И он действительно взялся. Он наклонился надо мной и, прищурившись, заглянул мне в глаза.
– А ты что? – спросил он удивленно. – Ты это брось на койке валяться. Ты же мужчина, моряк, а так могут подумать, что ты боишься.
– Нет, – сказал я, хорошо представляя, какой у меня жалкий вид и какое несчастное выражение лица, – я не то что боюсь, а просто меня немножко мутит.
– Это ничего, – сказал Новоселов, – это у всех бывает, не надо внимания обращать.
– Я и стараюсь не обращать, – начал я, – но…
Дальше я собирался объяснить ему, как я слаб и несчастен, и что я не только работать, а и пошевелиться-то не могу, и что дело тут не в страхе, а в физическом заболевании, в котором ничего стыдного нет, но Степан не дал мне договорить:
– Вот и хорошо, что не обращаешь.
Главное – это внимания не обращать. Давайте, Глаша, ему работу. Он вам сейчас покажет, что значит мужчина. Здоровый же парень, прямо смотреть приятно. А ну, давай!
