лишнюю одежду поспешно сложили в уборную налево. Из другой комнаты вышел стройный мужчина среднего роста с живым, но серьезным лицом; он производил впечатление совсем еще молодого человека. Ученицы сразу перестали болтать и трястись от холода, как будто превратились в восковые куклы. Пришел их учитель, месье Н., соотечественник, друг и товарищ по сцене великой русской балерины, которая первая обратила внимание на Риппл.
Месье Н., на котором были темная вязаная куртка, свободные короткие серые штаны и теннисные туфли, встал, держа в руке маленькую палочку, спиной к зеркалу и лицом к классу. Он обвел девушек таким же пронизывающим, бесстрастным, холодным взглядом, каким смотрело сквозь верхнее окно стальное, серое, ноябрьское утреннее небо.
Посторонний человек мог бы подумать, что месье Н. никогда раньше не видел этой группы подрастающих танцовщиц (первое впечатление Риппл было таким: он смотрит на них, словно перед ним не девушки, а стайка переодетых уличных мальчишек, которых он застал в тот момент, когда они собирались ограбить студию). Ни тени любования, как в восторженном театре! Никакой снисходительности к ученицам, к девушкам наконец. Ледяной, умный, проницательный взгляд. Резкий удар палочки по железным перилам призвал к вниманию. За ним последовали короткие, отрывистые приказания:
– Сильвия! Два шага вправо. Вы стоите слишком плотно. Р-р-р-р-риппл! – имя Риппл произносится, по крайней мере, с четырьмя «р». – Р-р-р-риппл, пожалуйста, немного вперед. Сохраняйте дистанцию!
Вошел, поспешно докуривая папиросу, брюнет небольшого роста и, нервно кивнув головой месье Н., взглянул на него глазами редкой красоты с необычайными ресницами. Это был пианист. Он быстро подошел к пианино, сел, взял аккорд и опытной рукой начал играть мелодию русской народной песни, резко выделяя такты:
– Ну! – постучал палочкой месье Н. – Начинайте! В этом скудно освещенном зале с голыми стенами шесть учениц и два ученика начали… Танцевать? О нет. Еще нет! Начали упражнения. Целый час, по крайней мере, они проходят самые однообразные, самые элементарные упражнения – такими, на первый взгляд, они кажутся стороннему наблюдателю.
Держась рукой за перила у стены, все поднимают одну ногу. Медленно-медленно поднимают – выше, еще выше. Пауза. Так же медленно опускают ученики ногу в такт музыке. Они ставят ногу на пол. Пауза, и все повторяется сначала. Учитель следит за каждой из ног: не отклонилась ли чья-то хотя бы на полдюйма от общей линии.
Месье Н. знает, какая ученица еще нетвердо держится на ногах, у кого есть заметные успехи, как держит руки одна ученица и насколько неподвижна голова у другой, вместо того, чтобы, как цветок на стебле, свободно и легко покачиваться на гибкой шее. Короткие удары палочкой. По временам он стучит, выкрикивая, как приказания, только имена: – Лилиан! Нэнси! Барбара! Р-р-р-риппл! Пандора! Сначала…
Медленно вверх, медленно вниз. Добросовестно, послушно, тщательно выполняют они движения теми самыми ногами и руками, которые в один прекрасный день будут двигаться по сцене легко и свободно, словно усики какой-то блестящей бабочки. Таким движениям можно научиться только после бесконечных утомительных упражнений. Бесчисленное количество раз класс повторяет одно и то же движение. Без конца маленький пианист играет все ту же народную песню.
Месье Н. произносит одно слово на своем родном языке, и пианист ускоряет темп. Быстро вверх! Быстро вниз! Да, теперь ученицы согрелись. Кровь течет быстрее в жилах; багровые пятна от холода на напряженных юных лицах превратились в более естественные, розовые.
Вверх! Вниз! Опять и опять, а в это время учитель, такой терпеливый и такой требовательный, под музыку отбивает палочкой такт: – Раз и два и три и раз… – или сам, ни на что не опираясь, безупречно проделывает упражнение, чтобы показать, как его нужно выполнять.
Упражнения продолжаются, пока наконец учитель не ударяет палочкой о перила, Музыка прекращается, на минуту ученицы получают передышку, прежде чем перейти к следующему упражнению. Они становятся на тупые носки своих сатиновых розовых туфель, затем, сгибая колени, но прямо держа спину, опускаются к полу и снова поднимаются совсем, как в шведской гимнастике. Еще раз. Еще раз… Так же как гаммы нужны для исполнения совершенной музыки Шопена, а буквы – для воспроизведения безупречного сонета Китса, так необходимы эти размеренные движения для безукоризненного танца. Их обязательно проходят все танцовщики.
– Раз, два, три…
Час за часом, день за днем, неделя за неделей и год за годом эти элементарные упражнения заполняют большую часть ученической жизни балерины. Так протекала и жизнь Риппл. Каждое утро – в холод, дождь, грязь, пробираясь сквозь лондонские туманы и толпы, осаждающие автобусы, ученицы балетной школы стремятся в это строгое, неприветливое место, чтобы снова и снова как можно точнее исполнять указания педагога. Не зная очарования своей профессии, без малейшего одобрения, без возбуждающего ощущения взглядов толпы, без яркого освещения, без эффектного костюма, без того душевного подъема, который дарит театральная атмосфера, они должны скромно, терпеливо и усердно учиться, закладывая фундамент своей работы в будущем. Девушки спешат туда, где беспристрастные зеркала отражают каждое их неправильное движение, туда, где в большом пустом зале звучат слова, понятные профессионалам, которые редко услышишь по ту сторону рампы, где сидят зрители. Публика видит только чарующую картину, составленную из элементов, обозначаемых традиционными балетными терминами.
Не имеет значения, если ученицы чувствуют себя усталыми, если у них болит голова, натерты пальцы на ногах или одеревенели мускулы; если они не успели спокойно позавтракать утром; если они расстроены любовной неудачей или озабочены материальным положением своей семьи – а ведь балетные туфли изнашиваются за неделю и новые стоят восемь шиллингов и шесть пенсов, а обыкновенное трико – два фунта, и даже починка обходится в семь шиллингов; если они содрали себе кожу, выполняя какое-то упражнение; если наступил один из тех дней, когда жизнь кажется такой же темной, каким становится их ученический костюм, если его не стирать и не приводить в порядок каждую неделю; если они упали духом и убеждены, что никогда, никогда даже слабый успех им не улыбнется.
Что бы ни случилось, каждое утро, к десяти часам, девушки обязаны быть на месте, бодрые и точные, как гвардейцы на разводе караула. Они должны выполнить свои упражнения, но не кое-как, не небрежно! Нужно сосредоточить на них все внимание, все усилия. Они должны душой и телом предаться своей профессии. Ежедневно приходится повторять все с начала до полного изнеможения.
Теперь представьте себе только, что значит – быть балериной!
«Это стоит всего!» – думала Риппл Мередит.
Она наслаждалась тем, что ее окружало. Так бывает всегда: одни люди получают удовольствие от тяжелой работы, других она заставляет отказаться от своей мечты. Мечтой Риппл было учиться танцевать в Лондоне. Теперь она достигла этого и не находила занятия однообразными. Ученица месье Н. не считала тяжелыми те условия, которые многим показались бы невыносимыми. Она не замечала, что ведет жизнь
