– Стив, нет слов для благодарности…
– Не за что. Всего наилучшего! До скорого свидания!
Тяжелая дверь медленно открылась.
Лишь только она захлопнулась за ней, как Стив и безумное возвращение в город остались позади и были забыты, заслоненные новыми событиями. Эти узкие комнаты и проходы казались более чем когда-либо переполненными работниками кулис, которые кишели, как растревоженная муравьиная куча, и все, казалось, кричали:
– Мисс Риппл!
– Риппл?
– Она пришла наконец?
– Она здесь, она здесь?
– Вот это хорошо! Она здесь…
– Ах!
– Везет ей!
– Отлично, что мисс Риппл пришла…
Новость передавали из уст в уста, вдоль по коридору, разносили по маленьким уборным, по людной лестнице, в телефонную будку…
– Мисс Риппл здесь!
– Как это хорошо!
– Вас все время ждали, мисс!
Риппл никогда не думала, что придадут такое значение ее появлению или непоявлению в театре. Она еще не понимала, в чем дело.
– Анджела здесь? – крикнул чей-то голос. – Позовите Анджелу.
Француженка-костюмерша подлетела к Риппл. «Подлетела» – абсолютно точное выражение: хотя Анджела была очень толста, она носилась так быстро, что ее фигура в черном платье и переднике могла, как воздушный шар, летать вдоль тесных коридоров и по маленьким комнаткам за сценой. Увидев Риппл, она взмахнула короткими черными рукавами, как ветер ветвями, вытянула руки, наподобие пальмовых листьев, и закатила, как шары, свои черные глаза.
– Мадемуазель!
– В чем дело? – не слишком удивившись, спросила Риппл. Ибо бывали случаи, когда стоило затеряться какой-нибудь серьге, как труппа могла вообразить по жестикуляции Анджелы, что, по крайней мере, сгорел и превратился в пепел кринолин Мадам. И в этот момент Риппл просто подумала, что Анджела возмущена ее растрепанным видом, ее волосами, которые темной массой рассыпались по плечам.
– Мадемуазель, вы пришли! Идите наверх, идите наверх! Я вам пять раз звонила! Что мы стоим здесь как статуи? А она зовет вас, бедная! Мадам! Идите к ней в уборную сейчас же. Ах, какой ужас! Она могла разбиться насмерть…
Риппл в ужасе побежала наверх за Анджелой, подпрыгивавшей, как мячик.
– Что? Мадам? Разбилась насмерть?
– Почти, говорю я вам… Эти лестницы!.. Разве я не умоляла ее всегда быть осторожной…
Дверь над ними открылась, оттуда выглянула Сильвия, а из-за ее плеча показалось наполовину загримированное лицо Дороти.
– О, Риппл, пришла наконец? Риппл, ты слышала? Скорее! Скорее!
Ни слова не говоря, Риппл поспешно поднималась по ступенькам, прислушиваясь, как в кошмарном сне, к отрывистым репликам Анджелы:
– Тысячи раз Мадам поднималась и спускалась по этим проклятым лестницам, не глядя, куда она ступает… Тысячи раз ничего не случалось! Именно в этот вечер должно было случиться!.. Когда она перед тем, как отправиться домой, пришла сюда, просто, чтобы посмотреть на костюмы!.. Нога у нее подворачивается… Она падает. Подвернулась та же нога, что в детстве, но с тех пор этого не случалось. Сегодня случилось! Нога у нее ушиблена…
Риппл тревожно воскликнула: – Опасно?
– Очень! Очень! Она не сможет танцевать долго, несколько недель… ей придется несколько недель отдыхать, и сезон пропал!.. Вот мы пришли… Мадам! – Анджела открыла дверь. – Мадам, она идет. Я привела ее!
В возбуждении француженка схватила Риппл рукой за распущенные волосы и втолкнула в уборную примы-балерины.
ГЛАВА VI
МЕТАМОРФОЗА
В уборной, на диване, под одним из многочисленных зеркал, утопая среди разноцветных подушек, которые она любила, укрытая полосатым итальянским пледом, лежала Мадам.
Лицо ее казалось бледнее обычного. Она была без парика и не загримирована, глаза окружены темными тенями; впервые Риппл видела Мадам печальной и подавленной. Падение было очень неудачным: сильный вывих лодыжки все еще причинял ей страдания, и она оживала только во время перерывов между мучительными приступами боли.