Но это не была кровь, это пятнили землю первые разрывы газовых бомб; для удобства пристрелки к газам были прибавлены красящие вещества.
Пятна крови все чаще и чаще пятнали снег.
Фланги летящей цепи выдвинулись вперед.
Очевидно, неприятель знал, где находятся базы на Новой Земле, и окружал их.
Вдруг гогот птиц вмешался в шум взрывов.
Бомба попала в птичий базар. Еще и еще.
Серо-бурые скалы, покрытые гуано, пятнались красным.
Испуганные гагарки пытались взлетать на своих коротких крыльях и кричали тоскливо.
Дикие утки и гуси нестройной, лишенной обычного порядка, панической стаей поднялись над местом, где тысячелетия они, не тревожимые никем, прилетая сюда с юга, гнездовались и выводили детей.
Серые, спутанные стаи поднялись нестройно вверх, но отравленный воздух жег легкие, и через минуту весь воздух был полон падающими — как хлопья странного, тяжелого и серого снега — птицами.
Наташе хотелось сорвать с себя шлем, плакать и упрекать.
Она оглянулась на Нетлоха.
Глаза его сквозь стекло казались спокойными. Он стоял, одетый в странный костюм, и коробка, висящая на хоботе противогаза, и распределительная доска, вделанная в черную скалу, к которой он протянул руки, и странный нечеловеческий звук тяжелого дыхания через предохранитель — все делало этого человека похожим… на химический прибор, как, с холодом в сердце, почувствовала Наташа.
Но Нетлох перевел рычаг на доске, стрелки ареометров покачнулись и задрожали, и все аэропланы в воздухе как будто дрогнули и задрожали вместе с ними.
— Падают! — вскричала Наташа, протягивая руки к небу с криком и новой жалостью.
Но аэропланы не падали, они смешались на минуту… Но вот снова начали падать бомбы, а самолеты перешли на медленный, планирующий спуск.
— Они хотят задушить нас перед своим спуском, — сказал Нетлох и отдал какое-то приказание.
Из центра острова вылетел небольшой черный шар. Поднявшись на высоту 600 метров, он пошел в сторону, против ветра.
Нетлох следил за ним зрачками своих холодных глаз. Наташе казалось, что этот шар сам, как зрачок, расширенный от гнева, ищет врага. Шар поднялся и направился в сторону скопления аэропланов.
Треск пулеметов доказывал, что он уже был замечен. Но шар, как живой, продолжал свое наступление.
Нетлох следил за ним, одновременно переводя на доске две стрелки.
Но вот он включил контакт.
Шар разорвался и превратился в облако желтого дыма. На секунду облако скрыло все, потом как выпадают желтые листья при порыве ветра из густой кудрявой зелени дерева ранней осенью, так, сверкая алюминием на солнце, начали падать, переворачиваясь в воздухе, аэропланы из тучи дыма.
Через четверть часа спокойные, похожие в своих противогазах и меховых одеждах на маленьких мохнатых и двуногих слонов самоеды на грузовиках собирали трупы летчиков и обломки аэропланов.
Как горы серебряного мусора, летели высоким столбом нанесенные обломки.
— Это были воины, — сказал Нетлох. — Наша траурная земля еще не отогрета, мы не можем дать своим врагам могилы. Наташа, передайте нашим друзьям, что я прошу сжечь эти обломки вместе с трупами погибших птиц нашего побережья. А я уйду, у меня есть сегодня личное дело.
В тихой лаборатории его уже ждал безмолвный самоед с голубем в руках. Голова голубя была покрыта особым легким противогазом. Химик сел за свой рабочий стол и несколько минут молча писал что-то на маленьком куске пергамента. Потом он вложил записку в ствол гусиного пера и привязал его под крыло трепещущего голубя.
— Пускай! — сказал Нетлох, открывая окно…
Голубь стремительно полетел на запад.
Он летел мимо встревоженного Мурмана, мимо Норвегии и видел заводы, стоящие на ее быстрых горных реках, летел мимо Дании, над морем, полным кораблей, везущих военные материалы, над Германией, заводы которой дымили, охваченные лихорадкой приготовлений к войне. Он летел не очень быстро, верст 70 в час.
Над Северным морем сторожевой аэроплан заметил голубя и погнался за ним.
Испуганный шумом пропеллера голубь утроил скорость, но все же аэроплан летел вдвое быстрее него.
Но пала ночь и скрыла от преследователя верную птицу-гонца, соединяющего части нашего романа.
ГЛАВА 27
Рассказывается о достопамятной беседе товарища Словохотова с сэром и баронетом Мондом, а также о НЕОЖИДАННЫХ ПРИКЛЮЧЕНИЯХ и злоключениях наших друзей, в результате которых Словохотов принужден ВСПОМНИТЬ ДАЖЕ 1918 год
— Поздравьте, — произнес Монд, входя в свою лабораторию. — Мне дали баронета.
— Баронета? — переспросил Пашка, отрываясь от работы. — Поздравляю вас, сэр, с тем, что вы живете в Англии.
— Да, наша страна — великая страна, она умеет ценить заслуги. Вы подумайте только — я удлинил жизнь на одну треть, я достиг тогда всего, к чему стремился — увы! мой титул…
В окно постучали.
— Стучат, — прервал сам себя Монд, — стучат в окно, как будто бы ворон из поэмы По хочет влететь. Что же, влетай, птица угрызений совести, — сказал профессор, смеясь, и распахнул окно настежь.
Голубь с головой в противогазе устало влетел и упал на стол среди сверкающего стекла химической посуды.
Монд взял голубя в руки и отвязал письмо от его крыла.
С каменным лицом начал читать старик записку, но вдруг пошатнулся и упал навзничь.
— Полундра! — вскричал Пашка, — хорошо, что не разбил банок.
Монд лежал неподвижно.
«Интересное, вероятно, письмо», — думал Пашка, стараясь разжать руку профессора, в которой была зажата записка.
Но как ни старался Словохотов, рука не разжалась.
Тогда Пашка позвонил.
Хольтен явился тотчас же.
— Послушай, — сказал ему матрос, — ты займись пока с баронетом, а я повожусь с птицей — у нее, по крайней мере, совесть чистая.
— Не спрашивайте меня ни о чем, — услыхал Пашка через несколько минут. Он поднял голову от умирающего голубя и ответил:
— Нет я спрошу вас, сэр, не желаете ли вы пройтись со мной по городу. Погода прекрасная.
— Да, теперь, когда я не сплю, у меня есть время гулять, Тарзан, но иногда мне хотелось бы вернуть старое, хотя бы старый сон. У меня тоска.
— В таком случае выпьем на дорожку, сэр.
И ученик с учителем опорожнили несколько бокалов хереса, бутылки которого Пашка постоянно держал в лабораторном шкафу, рядом с противоядием.
— Вы хороший друг, — произнес, наконец, профессор, повеселев от вина, — я жалею, что вы не мой сын.
— Я тоже часто вспоминаю о вашей матери, — ответил Пашка прочувствованным голосом. — Идемте гулять, сэр баронет.
Удачно спустившись с лестницы, Пашка и спутник захватили с собой медведя и зашагали в сторону
