— Да, я миссис Гейл Винанд. Проходите. Садитесь.
И хотя пижама на ней висела, а талию перехватывало вместо передника толстое полотенце, она сохраняла элегантную уверенность, как будто на ней было нарядное платье и она принимала гостей. Она выглядела единственным человеком, не находившим ничего необычного в происходящем.
Шериф вертел в руках блокнот, не зная, что с ним делать. Она помогла ему задать нужные вопросы и дала на них точные ответы, как истинный журналист:
— …сапфировое кольцо в платиновой оправе. Я оставила его здесь, на этом столе, рядом с сумочкой, прежде чем отправиться спать. Было около десяти часов вечера. Когда я встала утром, оно исчезло. Да, окно было открыто. Нет, мы ничего не слышали. Нет, оно не застраховано, у меня не было времени, мистер Рорк подарил мне его недавно. Нет, здесь нет ни слуг, ни гостей. Пожалуйста, осмотрите дом. Здесь есть гостиная, спальня, ванная и кухня. Конечно, смотрите и там, пожалуйста. Вы из газеты, я полагаю? Вам хотелось бы задать мне какие-нибудь вопросы?
Но спрашивать было не о чем. Всё было ясно. Репортёрам не доводилось видеть, чтобы о подобных вещах сообщали подобным образом.
Она старалась, взглянув один раз на Рорка, больше не смотреть на него. Но он держал своё слово. Он не пытался ни остановить, ни оградить её. Когда к нему обращались, он говорил ровно столько, чтобы подтвердить её заявление.
Прибывшие удалились. Казалось, они были рады уехать. Даже шерифу было ясно, что кольцо искать не придётся.
Доминик сказала:
— Прости меня. Я знаю, это было ужасно. Но другого пути оповестить газеты не было.
— Тебе надо было сказать, какое из твоих колец с сапфирами было моим подарком.
— У меня нет ни одного. Я не люблю большие сапфиры.
— Ты заложила мину посильнее, чем Кортландт.
— Да. Теперь Гейла отбросит туда, где ему место. Он считает, что ты беспринципный, общественно опасный тип? Посмотрим, как «Знамя» будет поносить и меня в придачу. Почему он должен быть избавлен от этого? Прости, Говард, но я не так милосердна, как ты. Я читала ту передовицу. Можешь не комментировать. Не говори о самопожертвовании, а то я не удержусь и… не такой уж я крепкий орешек, как, вероятно, подумал шериф. Я сделала это не ради тебя. Тебе от этого лишь вред. Я подлила масла в огонь, мало тебе было без этого. Но, Говард, теперь мы заодно против них всех. Ты будешь арестантом, а я прелюбодейкой. Говард, помнишь, я боялась делить тебя с закусочными-вагончиками и чужими окнами? Теперь я не боюсь, что эту ночь распишут во всех газетах. Милый, теперь ты понимаешь, почему я счастлива и почему свободна?
Он ответил:
— Я никогда не напомню тебе, Доминик, что сейчас ты плачешь.
Все вечерние газеты Нью-Йорка рассказали обо всех подробностях, включая пижаму, халат, утренний кофе и односпальную кровать.
Альва Скаррет зашёл в кабинет Винанда и бросил газету ему на стол. До этого момента Скаррет не сознавал, как сильно любит Винанда. Он был так глубоко оскорблён за него, что мог изрыгать только нечленораздельные проклятья. Он выпалил:
— Чёрт бы тебя побрал, идиота несчастного! Поделом же тебе, недоумку бездарному! Честно, я даже рад! Что ты собираешься делать?
Винанд прочитал и ничего не сказал, уставившись в газету. Скаррет продолжал стоять перед ним. Ничего не случилось: кабинет как кабинет, человек сидит и держит газету. Он видел руки Винанда, они были неподвижны. Нет, сообразил он, нормальный человек не может держать руки на весу без опоры, чтобы они не дрожали.
Винанд поднял голову. Скаррет ничего не увидел в его глазах, кроме лёгкого удивления, — он словно спрашивал, а что здесь надо Скаррету. Скаррет испуганно прошептал:
— Гейл, что ты намерен предпринять?
— Напечатать это. Это же новости.
— Но как?
— Как сочтёшь нужным.
Голос Скаррета дрогнул — теперь или никогда, в другой раз он не наберётся храбрости:
— Гейл, ты должен развестись с ней. — Он всё ещё был прикован к месту, голос его сорвался на крик, иначе он не смог бы выдавить из себя: — У тебя нет выбора, Гейл! Надо подумать об остатках репутации. Ты должен подать на развод, именно ты.
— Хорошо.
— Ты согласен? Сейчас же? Сказать, чтобы Пол готовил, не откладывая, необходимые бумаги?
— Хорошо, скажи.
Скаррет выскочил из кабинета. Он побежал к себе, захлопнул дверь и вызвал по телефону адвоката Винанда. Объясняя задачу, он непрерывно повторял: «Брось все дела, Пол, и подай иск сейчас же, поторопись, пока он не передумал».
Винанд поехал в загородный дом. Там его дожидалась Доминик.
Она встала, когда он вошёл, и пошла ему навстречу. Ей хотелось, чтобы он видел её всю — с головы до пят. Он остановился перед ней и смотрел на неё как посторонний наблюдатель — равнодушный свидетель сцены между Доминик и каким-то мужчиной — не Гейлом Винандом.
Она ждала, но он молчал.
— Ну что ж, Гейл, я дала тебе хороший материал, который поднимет тираж.
Он выслушал, продолжая смотреть так, словно происходящее его не касалось. У него был вид кассира, подводившего баланс банковского счёта, по которому превышен кредит и который должен быть закрыт. Он сказал:
— Я хочу узнать только одно, если можно: это случилось впервые за время нашего брака?
— Да.
— Но это не первый раз?
— Нет. Он был моим первым мужчиной.
— Думаю, я должен был это понять. Ты вышла замуж за Питера Китинга. Сразу после процесса Стоддарда.
— Тебе хочется узнать всё? Я расскажу. Я встретила его, когда он работал в каменоломне. Почему бы и нет? Ты закуёшь его в цепи вместе с преступниками или упечёшь на джутовую фабрику. Он работал в каменоломне. Он не спрашивал моего согласия. Он взял меня силой. Вот как это началось. Хочешь это использовать? Рассказать об этом в «Знамени»?
— Он тебя любил.
— Да.
— И всё же построил для нас этот дом.
— Да.
— Мне только хотелось узнать. — Он повернулся, чтобы уйти.
— Чёрт бы тебя побрал! — закричала она. — Если ты можешь это так принять, то какое ты имел право стать тем, кем стал!
— Поэтому я и принимаю это.
Он вышел. И тихо прикрыл за собой дверь.
Вечером того дня Гай Франкон позвонил Доминик. Оставив дела, он жил один в своём загородном имении близ каменоломни. В тот день она не отвечала на звонки, но взяла трубку, когда горничная сказала, что звонит мистер Франкон. Она ожидала бури, но услышала мягкий голос:
— Здравствуй, Доминик.
— Здравствуй, отец.
— Ты собираешься оставить Винанда?
— Да.
— Не надо переезжать в город. Нет необходимости. Не перегни палку. Приезжай ко мне. Поживёшь
