кто впервые попадает на корабль, проходит через это. Однако, к сожалению, времени на акклиматизацию не предусмотрено. Кстати, ты переговорил с офицерами?
— Да. Я только что от них. Времени на беседу было слишком мало, но, думаю, все офицеры люди стоящие.
— Это верно, — подтвердил Якоб. — У тебя будет достаточно времени, чтобы убедиться в этом. Албу, главный механик, блестяще окончил инженерно-технический факультет военной академии. Это первоклассный инженер. Он уже внес несколько рационализаторских предложений по усовершенствованию приборов контроля за работой двигателей. Вэляну увлекается лингвистикой и собирается составить словарь военно-морских терминов. Пэдурару занимает прикладная математика применительно к штурманскому делу. Как знать, может, из этого что и выйдет. А Стере…
— Знаю, его хобби — музыка.
— Это не все. Он еще и прекрасный педагог. У него очень способные и прилежные дети. Их двое, и оба проявляют склонности к музыке. В четыре-пять лет они уже неплохо играют на фортепиано. Ну, вот пока и все об офицерах корабля. Они — люди серьезные, на них можно положиться.
— Рад слышать это, — кивнул Нуку.
— Мне бы хотелось, чтобы ты ни на минуту не чувствовал себя у нас одиноким. Экипаж корабля — это одна семья, не то что на берегу или в части.
— Или в отделении технического обеспечения… — улыбнулся Нуку.
Подошел матрос в коротком белом халате и попросил разрешения унести поднос.
— Будь повнимательней, — сказал ему Якоб. — Погода портится. Обеспечь сохранность камбузного имущества.
— Есть! — коротко ответил матрос и ушел.
— Хороший парень, но немного мечтатель. В прошлый раз погода была скверной, а он не укрепил посуду. Десяток чайных чашек разбилось. Да и Никулеску забыл его проконтролировать… Этому в Морском институте не учат, а жизнь заставляет учитывать все.
На мостик поднялся капитан-лейтенант Албу. Он непринужденно отдал честь и доложил:
— Если время выхода осталось прежним, прошу добро на запуск машины.
— Да, пора, — согласился Якоб. — Спускайтесь вниз, товарищ Албу, и запускайте.
— Есть!
Когда Албу ушел, Якоб обратился к Нуку:
— Ну а ты, товарищ помощник, с этой минуты приступаешь к исполнению своих обязанностей…
Нуку вздрогнул. Он вдруг почувствовал, что ему не хватает воздуха. Это была неповторимая минута. Ему предстояло переступить некий рубеж и стать настоящим помощником командира «МО-7».
— Я готов, товарищ командир! — ответил Нуку, стараясь вложить в свои слова как можно больше твердости.
— Цорабль к бою и походу приготовить! — четко скомандовал капитан второго ранга.
— Есть, корабль к бою и походу приготовить!
Это была именно та команда, тот приказ, которого он так долго ждал там, на берегу, в стенах отделения технического обеспечения. Он много раз слышал, как эту команду, предназначавшуюся для других, произносили другие. Однако сейчас у него не оказалось времени, чтобы порадоваться. Напротив, на мгновение его охватило странное чувство — что-то вроде страха. В этот момент рядом с ним неожиданно вырос военный мастер Панделе. Он протянул Нуку микрофон, и тот медленно и четко повторил боевой приказ — свой первый приказ:
— Корабль к бою и походу приготовить!
Глава 3
Ион Джеорджеску-Салчия, учитель румынского языка и литературы и одновременно начинающий писатель, возвращался под вечер с работы домой.
— Я вас приветствую и желаю приятного ужина, товарищ учитель! — услышал он неожиданно слащавый голос.
Учитель, отвечая, почти театральным жестом чуть приподнял над головой шляпу. Он смутно помнил этого типа, который таким странным образом с ним поздоровался. Он был членом родительского комитета школы и изредка ремонтировал парту или вставлял выбитое стекло. Учитель в глубине души был возмущен его фамильярным пожеланием приятного ужина, тем более что есть ему совсем не хотелось. Что хотел сказать этот тип? На что намекал? Может, он начинает толстеть? В сорок пять, если ведешь сидячий образ жизни, хороший аппетит скорее беда, чем благо. Джеорджеску-Салчия непроизвольно распрямил плечи и слегка втянул живот. Где-то он читал, что такое упражнение, проделанное во время ходьбы, помогает поддерживать спортивную форму. А ему спортивная форма была очень нужна, особенно сейчас, когда он решился приступить к написанию своего первого романа.
Решение это пришло час назад, когда он с Адамом, преподавателем философии, сидел в летнем кафе за чашкой кофе по-турецки. Адам был лет на пять старше его и поэтому в разговорах с Джеорджеску- Салчией старался казаться скептиком, изображая окружающее в темных красках и делая мрачные прогнозы. И на этот раз он выступал в своем амплуа:
— Искусство, похоже, исчерпало свои возможности. Тысячелетия лучшие умы, несмотря на гонения, пытались привить людям любовь к прекрасному, духовному. А какая потребность в духовном сейчас? Посмотри, что читает народ: технические книги, учебники, труды, имеющие непосредственное отношение к их профессия, журналы по специальности.
— Есть все-таки и любители литературы, — возразил Джеорджеску-Салчия.
— Им ничего не остается, как взять с полки «Одиссею» Гомера, ведь все истории уже рассказаны. Современный роман заимствует сюжеты классических драм, причем одних и тех же — «Гамлета», «Отелло» или «Короля Лира». Когда передают симфонический концерт, народ разбегается от телевизоров. А что касается живописи, то она превратилась в никому не понятную мазню.
— Ты слишком все абсолютизируешь, — не согласился с ним Джеорджеску-Салчия. — Во все времена существовали посредственности, которых люди и предали забвению. Наоборот, великие произведения…
— Великие произведения, кратким изложением которых вы, преподаватели литературы, потчуете своих учеников? Скажи честно, сколько из них прочитывают произведение полностью, от первой до последней страницы?
Я отвечу тебе — единицы. Искусство, дружище, уходит. Кто из детей просит сейчас родителей купить им пианино или скрипку вместо магнитофона? Единицы. А все потому, что проще нажать на клавишу магнитофона и слушать что хочешь, чем изо дня в день неустанно заниматься сольфеджио.
Коллеги не впервые затрагивали эту тему. Адам обычно выдвигал самые неожиданные теории и с таким жаром отстаивал их, словно собирался по каждой из них защитить диссертацию. Диапазон его тем был широк — от весенних дождей до новой марки пылесоса. При этом он детально объяснял и комментировал каждую затрагиваемую тему. Иногда его выводы не совпадали с общепринятым мнением.
— Какая польза, — продолжал Адам, — терять целую учебную четверть, вбивая детям в голову различные рифмы, стихотворные размеры, разницу между хореем и анапестом, если уже многие годы поэты пишут вольным стихом! Кому в таком случае нужны классические правила?
— Читателям классической поэзии, — терпеливо пояснял Ион Джеорджеску-Салчия.
— А знаете ли вы, сколько любителей поэзии приходится на один сборник стихов?
Ион пожал плечами. Аргумент был серьезным. Он примерно знал, какими тиражами выпускаются поэтические сборники. Знакомая продавщица в книжном магазине сказала ему на днях, что на весь город получено три экземпляра нового сборника стихов… Но надо было защищать честь мундира.
— Дорогой мой, поэзия находит своего читателя не только посредством печатного слова. Есть еще радио, телевидение, театр, литературные кружки…
