русски. Почему-то эту мелкую монетку называют “геллером”. И буквы у нас нет для фрикативного h, которое рождается где-то в глубине горла. Черт знает о чем я пишу!
Я смотрел на крепостную стену, - она называется Hladnб, Голодная - которая летом почти терялась в зелени, смотрел на сторожевые башни - и тихо млел. Мне казалось, что там спит главная тайна, прикоснуться к которой я недостоин. Я могу лишь ходить по камням Старомнестской площади, где когда-то сжигали на костре еретиков, могу смотреть, как звонит в колокольчик Смерть на Орлое, могу слушать шепот теней старого еврейского кладбища, где когда-то Лев Бенцалель создал Голема. Но все равно я чужой здесь.
И я был прав! В последний день перед отъездом из Праги я все-таки пошел туда. Вблизи Голодная стена оказалась обычным каменным забором, пусть и очень старым, а в сторожевых башнях стояли баки с мусором и хранился садовый инвентарь. Просто фуникулер. Просто парк. Просто розы. Как будто раковина, в сердцевине которой скрывалась жемчужина, захлопнулась и превратилась в грязный бурый камень. Я постарался забыть об этом. Так, словно никогда там не был...»
* * *
26 декабря 1999 года
Накануне они больше никуда не пошли. Генка самым коротким путем вывел их к станции метро с забавным названием «Мустек».
- Здесь когда-то был мостик через маленькую речушку, - сказал Вадим, когда они спустились в подземный переход. - Вон там его остатки, - и он показал на огороженный перильцами и подсвеченный кусок каменной кладки.
- Может, уже хватит? - тихо и зло спросил Генка.
Вадим уставился на него с недоумением, но объяснений не последовало. Он пожал плечами, переглянулся с Оксаной и промолчал.
В метро все нагоняло тоску. Уныло желтая облицовка из выпуклых металлических кружков, подтекающие стены (у одной из колонн стояло розовое пластиковое ведро), нудный голос, с подвыванием объявляющий остановки. Ехать было недалеко, всего несколько остановок, но им показалось, что прошла целая вечность, пока все тот же нудный женский голос не изрек: «Hradčanskб».
Генка заперся в своей комнате, сказав, что ждет важного звонка, поэтому поход в ресторан придется отложить. Радость по этому поводу даже и не пытались скрыть. Макс с Лорой отправились кутить самостоятельно. Лида, хотя и не понимала ни слова, устроилась перед телевизором. Миша лег пораньше спать, а Вадим с Оксаной вышли погулять. Оставив достопримечательности на завтра, они просто бродили по пустынным улицам и даже прошлись немного по сакраментальной Стромовке, казавшейся при свете тусклых фонарей каким-то заколдованным лесом.
- Как ты думаешь, что это вдруг с Генкой случилось? - спросила Оксана, когда они присели передохнуть на лавочке под каким-то неведомым хвойным деревом. - Ты что-то спросил про какую-то гору, и он вдруг будто языком подавился.
- Не знаю. Может, у него с ней связаны какие-то мрачные воспоминания. Знаешь, Ксан, не нравится мне все это. Зря мы приехали. Не кончится это добром, помяни мое слово.
Ему вдруг нестерпимо захотелось рассказать ей обо всем, но он сдержался, о чем потом не один раз пожалел.
- Зря не зря, что теперь толку стонать. И каркать тоже. Чем это может кончиться? Переругаемся вконец, только и всего.
- Вы не против прогуляться сегодня самостоятельно? - спросил Генка утром, когда они собрались к завтраку. - У меня организовались кое-какие дела, надо закончить до того, как уедем в горы.
- Дела? В воскресенье? - недоверчиво откликнулся Макс, нисколько не заботясь, чтобы скрыть облегчение. Вчера они с Лорой посетили пару маленьких, но очень миленьких пивных кабачков, после чего жизнь уже не казалось столь ужасной.
- Так уж вышло. Я могу отвезти вас на машине в центр, а обратно вернетесь сами. Я буду здесь где-то после трех. А вечером поедем пить «Праздрой» в одно классное место. Помнишь, Вадик, где Швейк договорился встретиться со своими друзьями в шесть часов вечера после войны?
- «У калиха»?
- Так йо!
Он выгрузил их Целетной улице.
- Ну, кому что? Туда - Старе Мнесто, там мы вчера были. Прямо и налево - Вацлавак, он же - Вацлавская площадь, центральная. А направо - универмаг.
Лида, разумеется, потащила безропотного Мишу за покупками.
- Мы пойдем прошвырнемся по местному Бродвею, - за себя и за Макса решила Лора. - Ну а вы, разумеется, за романтикой? Правильно, у вас же медовый месяц.
Они ходили и ходили. Заглядывали в маленькие, мощеные булыжниками дворики, сворачивали в узкие переулки, где с трудом могли разойтись два человека. Покупали сувениры в крошечных лавочках. Поднялись на галерею Прашны Браны - Пороховой Башни - и долго смотрели вниз, на бесконечные крыши и шпили.
Прага оказалась такой, какою Вадим ее себе представлял, - и не такой. Она была здесь - и ускользала, прячась за флером обманчивой приветливости. Почему-то щемило сердце. Он вдруг почувствовал себя подкидышем, который через много лет нашел свою настоящую семью, пришел в гости, ему вроде бы рады, но... он чужой для них. Чужой... Когда-то давно об этом пытался говорить Генка, но тогда он не понимал его.
- Мне почему-то грустно, - попыталась улыбнуться Оксана, но улыбка получилась какой-то смазанной. - Здесь невероятно красиво. Нереально. Я ни одного такого красивого города не видела. Питер, конечно, само собой, но... это совсем другое. Черт, не знаю, как и сказать, - у нее от волнения выступили слезы, и Вадим обнял ее за плечи. - Это сказка. Но почему-то... страшноватая.
- Конечно, - кивнул Вадим. - Это город мистиков и алхимиков. Особенно их любил король Рудольф, собирал при своем дворе.
- Нет, дело не в мистиках и не в алхимиках. Помнишь, ты вчера сказал, что должно случиться что- то...
- Не надо, Ксана, - он пытался остановить ее, но тщетно.
- Я почему-то чувствую себя здесь такой маленькой-маленькой. Я умру, а Прага останется. Примерно то же самое я чувствую, когда смотрю на звездное небо.
- Ну, это уже глупости! - возмутился Вадим. - Все мы в конце концов умрем. И Прага тоже когда-нибудь исчезнет. Пойдем-ка лучше в цивилизацию, съедим по паре шпикачек с горчичкой.
Они вышли на Вацлавскую площадь и не прошли еще пятидесяти метров, как увидели Генку.
Савченко, сгорбившись и глядя себе под ноги, медленно брел в сторону Национального музея. Вот он остановился, купил мороженое в вафельном рожке, лизнул его пару раз и выбросил в урну.
Вадим с Оксаной, как зачарованные, шли за ним метрах в десяти.
- Давай вон в то кафе, пока он нас не увидел, - очнулся Вадим, но Оксана нахмурила лоб:
- Подожди-ка... Нет, идем за ним. Только осторожно.
- Зачем?
- Не знаю. Но все равно идем.
Дойдя до перекрестка, Генка свернул вправо. Они прибавили шагу и чуть не наткнулись на него, едва успев спрятаться за угол. Генка стоял, прислонившись к стене, и тяжело дышал. Несмотря на холод, по его лицу стекали крупные капли пота. К нему подошла пожилая женщина и о чем-то спросила. Савченко покачал головой и в свою очередь спросил ее. Пани махнула рукой прямо. С трудом переставляя ноги, Генка пошел туда, куда она показала. Оксана с Вадимом - за ним.
Перейдя дорогу, они вошли в пассаж, и Генка скрылся за дверью под вывеской «Lйkбrna».
- Это что, поликлиника? - спросила Оксана, разглядывая вывеску.
- Нет, кажется, аптека.
- А почему нет витрины?
- Откуда я-то знаю! Пойдем лучше на улицу, а то он выйдет, а тут мы - снова здравствуйте.
- А если он пойдет дальше по пассажу, к другому выходу?
