настороженные взгляды, не думать о графских сокровищах, не вспоминать об убитом мною Федьке. Не вспоминать о Жене...
Снова навалилась ледяная тоска. Лягушки умолкли, звезды затянуло.
- Пойдем спать, - встав с лавочки, позвала Таисия. – Просто ложись и молчи. Будет Светка говорить что-то, а ты молчи. Она и уймется. А так полночи не успокоится. Еще подеретесь, а у нее плечо больное.
Подумав, я пошла за ней. Светка спала. Или делала вид, что спит.
Как ни странно, уснула я почти сразу. Как провалилась. Только вот плакала во сне. Когда проснулась, подушка была мокрая.
Было еще темно, даже не начало светать. И птицы молчали. Где-то далеко-далеко лаяла собака. Сонно хрюкнул в сарае Борька, завозилась в своей «горничке» Таисия.
Кто-то ходил во дворе.
Может, послышалось? Нет, вот снова. Осторожно, тихо. Только песок чуть шуршит под ногами. Остановился у окна.
Я сжалась в комочек, натянула на голову одеяло.
Ну, зачем, зачем?
А что, собственно, спрашивать? «Зачем» – это когда ответ можешь дать. Например, так: покупать вместе мебель на кухню, крестить детей и тайком закармливать мороженым внуков. Или так: просто переспать, а на утро с воплями ужаса разбежаться. А когда наваждение, тогда вопрос «зачем» не работает. Потому что – вот и все.
Я откинула одеяло и встала. Натянула в темноте джинсы, майку, нащупала шлепанцы. Заскрипели пружины под Светкой. Я замерла. Все было тихо. Спит или притворяется? Ладно, не могу я в туалет выйти, что ли?
Тихо-тихо, ступая на цыпочки, я вышла в сени, приоткрыла дверь. Чернильная темнота. Ни луны, ни звезд. Дул сырой ветер – похоже, собирался дождь.
Спустившись с крыльца, я вышла на дорожку и остановилась, прислушиваясь. Во дворе определенно кто-то был. Стоял в темноте и ждал.
- Кто здесь? – тихо спросила я, морщась от того, как глупо это прозвучало.
Тишина.
- Жень, ты?
Человек, стоящий под яблоней у забора, пошевелился – теперь, когда глаза немного привыкли к темноте, я различила смутный силуэт. Постоял молча и пошел ко мне. Я снова почувствовала себя маленькой, глупенькой и слабовольной.
Он еще не успел подойти близко, когда я поняла: это не Женя. От Жени пахло сандалом, лимоном и немного потом – свежим, не застарелым. От того, кто подходил ко мне, несло табаком, несвежим бельем и копченой рыбой. Я хотела крикнуть, но человек крепко и больно зажал мне рот.
- Тихо! – прошипел он мне прямо в ухо, уколов щеку щетиной. – Будь умницей. Пойдешь сама, или придется тебя больно стукнуть.
20.
Кто бы он ни был, этот тип, но в темноте он ориентировался, как кошка. Шел быстро, тащил меня, сильно дергая за руку, когда я спотыкалась.
«Ну, вот и все!» - раз за разом прокручивалось в голове.
Скрипнула калитка.
- Заходи!
Что-то странное было в том, как он говорил. Не акцент, нет, скорее, интонации. Словно он удваивал и округлял ударные гласные.
Понятно. Вот вам и минский «племянник». Вчера надо было уезжать. Сразу же, как только из леса вернулись. Не было бы и прогулки с Женей на речку, не было бы и этого кошмара.
Споткнувшись в очередной раз, я чуть не упала на крыльце, больно подвернув ногу. «Племянник» буквально втащил меня на ступеньки, втолкнул в открытую дверь. Вспыхнул, больно ударив по глазам, свет. Я зажмурилась.
- Привел? – спросил смутно знакомый голос.
На потертом красном диване с накидкой-гобеленом сидел хорошо знакомый инвалид-пенсионер с Московского вокзала. Выглядел он, правда, совсем по-другому. Совсем не замухрышкой. Да, все то же отечное лицо и мешки под глазами, но седоватые волосы чистые и аккуратно причесаны, одет в недешевые светлые брюки и спортивную трикотажную рубашку с крокодильчиком, на ногах мокасины из тонкой кожи.
- Как здрасьте, - усмехнулся тот, который меня приволок, крепкий сероглазый шатен лет тридцати в синем спортивном костюме. – Сама вышла. Похоже, ждала кого-то.
- Весь кайф девке поломал.
- Ничего, переживет. Тем более, я примерно представляю, кого она могла ждать.
- Неужели? – вскинул брови «инвалид».
- Да. Вечером у них было очень романтичное свидание на берегу. Только она ему не дала почему-то. Плохо уговаривал.
Я закусила губу, да так, что почувствовала медный привкус крови.
- Лихо!
Из соседней комнаты высунулась распатланная голова агронома Володи. Я сразу вспомнила слова Таисии о том, что у него останавливались какие-то «парни», якобы предлагавшие купить удобрения. Но ведь она говорила, что они уехали. Да и как «инвалид» мог нас опередить? Оставалось, предположить, что сначала сюда приехал «племянник» с кем-то еще, а потом уже и этот нас нагнал. То ли они прятались, то ли сделали вид, что уехали, а потом потихоньку вернулись.
Посмотрев на меня, Володя злорадно усмехнулся.
- Выйди! – тихо, но с металлом приказал «инвалид». Похоже, именно он был в этой обойме главным.
Недовольно скривившись, агроном вышел, но я могла на что угодно спорить, что он стоит за дверью, приложив к ней ухо. Или подглядывая в замочную скважину. Наверно, об этом же подумал и «племянник», который разве что не за шкирку выволок его во двор.
- Посиди здесь пока, Володя, - ласково, но с угрозой предложил он.
- Ну что, солнце мое, - не глядя на меня, промурлыкал «инвалид», закуривая сигарету. – Будем говорить или глазки строить?
- Что говорить-то? – прикинулась дурочкой я.
«Инвалид» и «племянник» переглянулись.
- Будем корчить из себя идиотку, - вздохнул «инвалид». – Для тех, которые на бронепоезде, объясняю. Либо крест, вернее, его части, либо клад.
- А что же вы так долго ждали? – не могла не удивиться я. – То прям на хвосте висели, на шаг не отставали. А на вокзале! Кошелек я у него стащила, понимаешь! А тут притаились.
- Ага, вот это уже диалог, - довольно потер ладони «инвалид». – Поясняю. В Питере вас упускать было нерезонно. Мало ли что в башку придет, ищи потом ветра в поле. А здесь вы уже никуда не денетесь. Только искать будете. Мы сначала хотели подождать, пока найдете, но, как выяснилось, ты собралась нас покинуть. Печально. Так что?
Я судорожно соображала. В любом случае, терять я ничего не теряла. Можно было спокойно сообщить им координаты – пусть роются. Глядишь, освоят целинные земли. Колхозники спасибо скажут. А можно было выдать за графские сокровища коробочку с червонцами. Вот Светка попищит. Действительно, мало ли что граф мог запрятать. Не нравится – с него и спрашивайте. Такой вот он был шутник и озорник.
- Можно сначала вопрос? – я решила потянуть время, авось, обстоятельства подскажут, как лучше подступить.
- Валяй!
- Вы какое-нибудь отношение к графу Протасову имеете?
