Второй, более нестандартный вариант: дамочка опять же бросается в объятья прекрасного принца, но в последний момент понимает, что лю-у-бит, безумно и неисправимо любит гада, возвращается к нему и мучается, пока смерть… В особо слюнявых дамских романах, которые один мой знакомый называет не иначе как “сучья радость”, гад даже может в финале исправиться. Но мы-то знаем, что… этот остров необитаем. Наш пресловутый гад-Герострат не изменится, поскольку горбатого известно что исправит.
Послушай, Алла Валентиновна, а что, третьего не дано? Неужели нельзя обойтись и без гада, и без прекрасного принца? Или тебе непременно нужен объект для страдания? Отдохни хоть немного!
Впрочем, в том, что я отдохну от Герострата, сомнений нет. Ну почти нет. После того, как он позорно удрал в лес… Нет уж, no more Hiroshima! А вот что касается Антона…
С одной стороны, он мне нравится. А с другой… Да, пуганая ворона! Но так уж не хочется снова вляпаться. Во всех смыслах. И в любовь, и в неприятности. Вот я сейчас уши развешу, расскажу ему все и…
Дверь приоткрылась, в щель просунулась Петина голова. Луч солнца, раздробленный стеклом витража, красил его ежик в самые замысловатые панковские цвета.
- Не спишь? – шепотом спросил он. – Шеф звонил. Скоро приедет. Какие-то у него проблемы.
- Он здесь живет?
- Большей частью да. Но в городе тоже квартира есть. Небольшая. А ты что, приданым интересуешься? – ехидно фыркнул Петя.
- Да иди ты! – я швырнула в него думкой, и Петя ловко ее поймал.
- Да ладно, не тушуйся. Владимыч – завидный жених. Мне кажется, у тебя есть шанс. Глядишь, пригласите меня в крестные папы…
Тут уж я не стерпела, вскочила и бросилась к двери. Петя показал мне язык и вылетел, мерзко хихикая. А я подумала, что веду себя, как девочка младшего школьного возраста. Когда я училась во втором классе, мой сосед по парте Вовка Кулаков постоянно вопил, что я нравлюсь Сашке Звереву. Я лупила Вовку учебником по голове, будто бы в праведном негодовании, а сама была страшно довольна. Жаль только, это была неправда. Просто Вовка сам был в меня влюблен и таким сложным способом пытался обратить на себя внимание. Может, по аналогии, я произвела впечатления на Петра Петровича?
Еще раз перемерив все содержимое сумок, я остановилась на светло-серых бриджах и бледно-голубой водолазке без рукавов. С удовольствием накрасилась новой косметикой, зачесала волосы в пушистый хвост-фонтан, посмотрела в зеркало – ничего (“О-о!” – сказал вездесущий Петя).
Зашуршали шины, забился в истерике Спрайт. Открылись ворота. Пульс пошел в гору.
“Идиотина!” – прошипела я сквозь зубы.
Из окна было видно, что Антон разговаривает во дворе с Катей. Я спустилась в холл и села в качалку – спиной к двери! – с Акуниным в руках. Хорошо хоть заметила, что держу книгу вверх ногами.
Так, открылась дверь.
- Привет.
- Привет, - ответила я, стараясь, чтобы голос звучал лениво и равнодушно, а ноздри уже задергались, как у гончей: неужели?..
- Это тебе!
На колени упала охапка нагретой солнцем сирени. Я мысленно застонала: Господи, нет! Так не бывает. Так бывает только в одном случае: этот объект не для меня.
- Ехал по трассе, смотрю – куст. Удивился: сирень везде уже отцвела. Дай, думаю, нарву. Мне почему-то кажется, ты ее должна любить.
- Я люблю сирень, - медленно и глухо, совсем как женщина-вамп, сказала я и обернулась.
С минуту мы смотрели друг другу в глаза. Я почувствовала, что пальцы мелко дрожат, и спрятала их под букет. В этот миг я словно раздвоилась и посмотрела на сцену из камина.
Красивый мужчина в элегантном летнем костюме как зачарованный смотрит на сидящую в кресле взволнованную рыжую девушку, уткнувшуюся носом в охапку сирени.
Как мило! Как трогательно!
Мысленно я врезала себе кулаком в глаз и вернулась из камина обратно в качалку. Надо кончать с этой ехидной шизофренией. Может, это профессиональная редакторская болезнь? Психиатр подозревает всех без исключения в психических отклонениях, а я в каждой жизненной ситуации вижу книжную фальшь и надуманность, забывая, что любая из них, даже самая глупая, происходит на самом деле.
Кажется, я снова покраснела.
- Ужин готов! – завопила из кухни Катя.
Спасибо, что на свете есть Кати!
- Ты фотографию Ладыниной нашел? – спросила я, чувствуя, что краска наконец возвращается с лица на положенное ей место.
- Алла, хочешь на колени встану? – Антон аж зажмурился, его лицо забавно перекосилось. – Забыл. Закрутился и забыл. Алексей в Москву улетел на Леночку ябедничать. Сейчас позвоню ему.
Он снял с пояса мобильник, потыкал кнопочки, нахмурился.
- Черт! “Абонент временно недоступен”. Вот паршивец! Сказал же ему, будь все время на связи.
- Может, в плохую зону попал? Где не берет. Или батарейка села, - заступилась я.
Ничего не ответив, Антон снова набрал какой-то номер.
- Пожалуйста, 217-ый, - сказал он резко. – Вышел? Давно? Передайте, чтобы непременно позвонил… на работу. Как только появится. Спасибо.
Положив телефон на каминную полку, Антон мрачно посмотрел на меня.
- В гостинице его нет.
- Ну и что? Он, наверно, в Москву приехал не в гостинице сидеть? Позвони еще на сотовый минут через пять.
Но ни через пять минут, ни через двадцать пять Алексей так и не отозвался. Антон рассеянно ковырял вилкой рыбную котлету (как и просила – без костей!), время от времени обмениваясь с Петей тревожными взглядами. Я вспомнила слова бравого бодигарда о том, что у шефа проблемы. Очень скоро их напряжение передалось и мне. Как будто своего мало.
Мы уже заканчивали пить кофе, когда Антон вытащил из кармана телефон и с удивлением уставился на него. Его маленькая серебристая “Нокиа” без антенны лежала рядом с чашкой, а в руке он держал облезлый громоздкий “Эрикссон”. У меня екнуло сердце – прямо как селезенка у лошади.
- Что… это? – спросила я внезапно севшим голосом.
- Это? – переспросил Антон. – Это телефончик твоего дружка Корнилова. Ребята присматривали за вашей дачкой, в лесу побродили. Думали, может, объявится. Куда там! Наверно, удрал в Эстонию.
- Почему в Эстонию?
- Ближайшая заграница. Шучу. Телефон в лесу нашли. Я пробил в “Би Лайне” – его. Держи.
- Зачем? – я даже отодвинулась, как будто он предлагал мне гремучую змею или беременную тараканиху.
- Пусть будет у тебя. Мало ли вдруг позвонит на удачу – а вдруг ты нашла. Чем черт не шутит.
- И что мне тогда ему сказать?
- Скажи, чтобы не идиотничал. Не в его интересах разгуливать по городу. Да и в лесу сидеть не сладко. Пусть скажет, где он. Ребята съездят и заберут его. Правда, надо на зарядку поставить. Где-то был подходящий зарядник.
“Нокиа” вдруг разразилась Луи Армстронгом: “Let My People Go”. Антон схватил трубку и поднес к уху:
- Да… Что?! Как?
Я увидела, как его ногти впились в ладонь, костяшки пальцев побелели. Лицо моментально изменилось: стало жестким и словно незнакомым. Он резко и отрывисто бросал в трубку какие-то малопонятные фразы, по которым я никак не могла понять, что же случилось, кроме одного: случилось что- то очень и очень нехорошее. Вопросительно посмотрела на Петю, но он следил за Антоном с таким же недоумением.
Закончив разговор, тот продолжал стоять, сжимая трубку в руке и разглядывая пятно от пролитого на скатерть кофе.
