выделяться. Нинка безропотно шила себе платьица по выкройкам из “Работницы”, а я занялся фарцовкой.
- Фи! – скривилась я.
- Фи, согласен. Но тогда очень хотелось джинсы. Тебе в 81-ом сколько было? Девять? Наверно, не помнишь, что тогда значили фирменные портки. Примерно то же, что сейчас иномарка. Сначала топтался у гостиницы “Карелия”, клянчил у финнов жвачку. Звали нас “паругумщиками”. Ну просили у них “пару гумми”. Потом свел кой-какие знакомства, дорос до джинсов, косметики, свои клиенты появились. А потом в милицию загребли. Кстати, вместе с Серегой, мы с ним в одном доме жили. Родители, конечно, были в экстазе. Как, их сыночек!.. Мать плакала, отец валидол грыз. Но мне и самому стыдно стало.
- Потому что попался? – как ни старалась я сдерживать ехидство, джинн так и лез из бутылки.
- Нет. Просто был один случай. Смешно сказать. Взял у своего поставщика десять пар дамских трусов. Красивые, белые, с кружевами, бантиками. И всего по пятерке. Пашка говорит: “Дешевле двадцати не отдавай”. Спрашиваю, почему же тогда он мне так дешево отдал. А он: им красная цена – рубль, нитки гнилые, материал тоже, один раз надеть – и расползутся. Ну принес я их в НИИ, где у меня обычно косметику покупали. Тетки в миг расхватали. Глазки горят, щечки румяные. Еще бы, помнишь ведь, да куда там, не помнишь, конечно, какие тогда в магазинах панталоны с начесом продавались – чехлы на танк. Представляют, как будут в обновке перед мужем или любовником красоваться. И так вдруг противно стало. Как будто детей обманываю. Ну и бросил. Потом поступил в Финэк, окончил с красным дипломом. А дальше уже неинтересно.
- Выходит, самая яркое пятно в твоей биографии – это торговля трусами, - снова съехидничала я.
Как ни странно, но это самое “яркое пятно” словно сбросила Антона с недосягаемого пьедестала и приблизило к вполне реальным грешникам. Так я посоветовала одному автору, чьи герои были до тошноты добродетельны, добавить в образ немного дерьма, а одного героя, которого не спасла бы от идеальной занудливости даже тонна какашек, и вовсе убить.
Антон в ответ на мою реплику только усмехнулся:
- Говорят, у маленьких женщин под землею три метра змеиного хвоста, - сказал он, словно невзначай подвигаясь поближе. – Это про тебя.
- Пребдого бдагодарна, - кивнула я. – Три метра змеиного хвоста – это мне нравится. Самое изящное из того, что я слышала до сих пор на эту тему, было “мал клоп, да вонюч”.
Отсмеявшись, Антон придвинулся еще и спросил:
- А как тебя воспитывали? Тоже пытались внушить порядочность?
- Да нет. Меня вообще никак не воспитывали. Матушка подписывала дневник, не глядя на оценки, и советовала “быть аккуратнее с мальчиками”. А отчим вообще делал вид, что меня нет. Разве что бабушка, когда я к ней на лето приезжала. Да и то - больше рассказывала истории о своей жизни.
- Может, так и лучше?
- Не знаю. Все равно ведь каждый считает, что он особенный и чужие неприятности его не касаются. Мне надо было наступить на грабли раз двадцать, чтобы понять: бабушка-то права была.
Помолчав, Антон осторожно накрыл мою руку своей.
- Алла, - тихо сказал он. – Может, ты все-таки скажешь, где диск? Так будет удобнее для всех.
- Почему? – спросила я, оттягивая время.
- Если я правильно понял, он в твоей квартире?
Я кивнула.
- Ребята говорят, за квартирой смотрят двое хлопцев. Прогнать их – пять минут работы. Если диск там, мои его заберут. Если нет, значит, придется встретиться с госпожой Ладыниной лично. Алла, если все дело в деньгах, то я обещаю: выделю тебе и твоему… компаньону солидную премию. От имени банка.
Хотите верьте, хотите нет, но я решила, что эти чертовы деньги мне не нужны. Это же не Чейз, мне моя жизнь дорога как память. На интересы, как Антон выразился, компаньона мне была глубоко наплевать. Так что сомневалась я не из-за этого. Просто снова и снова приходила в голову мысль: а вдруг он тоже мне врет? Вдруг там вообще не номер счета. Может, там такое… не знаю что. Все знают, а я не знаю. Вот скажу ему, где диск, получат они его, и добрый Петр Петрович аккуратно меня пристрелит. А потом сходит на исповедь.
Я колебалась, как настоящие Весы. На одной чаше был страх и подозрительность, на другой – симпатия и желание поскорее от всего отделаться. То одна, то другая опускалась вниз, и наконец я решилась.
- Скажи, - невнятно пробурчала я, догрызая остатки ногтя и не глядя на него, - ты залез бы… в пакет с дамскими прокладками?
- Ну… Лет пять назад – однозначно нет. Но после такого количества “крылатой” рекламы, да еще если бы знал, что там что-то лежит, - вполне.
- А ты смог бы заглянуть вовнутрь
Антон посмотрел на меня с отвращением, и этот взгляд был красноречивее любого ответа.
- Ты хочешь сказать?..
- Да. Она лежит под ванной. Если твои люди слишком брезгливые, пусть наденут перчатки и противогаз, возьмут ее пинцетом, положат в герметичный пакет и привезут мне.
- Это ты в очередном детективе прочитала? – ошарашенно усмехнулся Антон.
- Еще чего! У меня и своя голова на плечах есть, - нахально ответила я и пощупала голову, чтобы убедиться, правда ли это.
- Смешная ты, Алка, - сказал он так, что у меня бешено заколотилось сердце. – И хорошая…
Когда мы первый раз поцеловались с Мишкой, нам мешали носы и зубы, и вообще я не поняла, чего тут хорошего. Когда меня впервые поцеловал Герострат, мне показалось, что я превратилась в воздушный шарик и улечу, как только оторву свои губы от его. Остальные экземпляры и вовсе не запомнились. Но сейчас…
Я чувствовала каждую клеточку своего тела, ставшего вдруг горячим и тяжелым. И в каждой клеточке билось крохотное сердечко. Или это было его сердце, ставшее вдруг странно близким, словно моим? Мне казалось, что я через губы, через кожу перетекаю в его тело и… становлюсь им?
- Нет, не сейчас! Прости!
Антон оттолкнул меня, совсем не резко, но мне стало обидно. И больно. Да, я почувствовала почти физическую боль и разочарование.
- Ложись, Алла, уже поздно, - сказал он каким-то тусклым голосом и встал с дивана.
Я попыталась сконструировать идиотскую улыбку, чтобы не дать навернувшимся слезам скатиться вниз.
- Не сердись, - он нагнулся и коснулся моей щеки. – Я не хотел тебя обидеть.
Я кивнула, глядя в сторону.
- Ну вот, - вздохнул Антон и присел передо мной на корточки, пытаясь заглянуть в глаза. – Алла, ну прости, пожалуйста. Просто сейчас…
Он замолчал, глядя на меня…
Черт!!! Да когда же это чудовище перестанет меня преследовать? Или я всю жизнь обречена находить его частицы в каждом мужчине?
С досады я тряхнула головой, да так, что хвост залепил нос и глаза, залез в рот.
Антон понял это по-своему, еще раз вздохнул и встал. Чмокнул меня в макушку, от чего я снова дернулась, и ушел в кабинет.
Едва сдерживая слезы, я рухнула на диван и завернулась в плед. Если так пойдет дальше, мне, наверно, не суждено будет спать в “своей” комнате.
Следующее утро оказалось похожим на предыдущее, как две капли воды. Я опять проснулась на диване, опять прибежала Катерина с настоятельными требованиями заказать завтрак, а заодно и обед. Опять я поднялась наверх принять душ и переодеться.
Антон, разумеется, уже уехал. Зато Петя был уже на боевом посту – скучал на веранде, рассеянно листая какой-то журнал.
- Что нового? – спросила я.
- Да ничего, - вяло отозвался он, почесав в затылке.
