ворота открыты, за ними — шлагбаум, около которого сидит на табуретке и курит охранник с помповым ружьем на коленях,
Дела на холодильнике днем шли ни шатко ни валко. Время от времени приезжали машины, но как-то не особенно активно. На окорочка спрос упал.
Около холодильника располагалась небольшая свалка. Там грязно-белые псы жрали выброшенную курятину. Меня они восприняли как конкурента и смотрели недобро.
Я побродил кругами. Встретил парочку бомжей — они, кажется, тоже имели виды на окорочка, которые работяги с холодильника начали вытаскивать на свалку, Меня бомжи, как и бродячие собаки, встретили угрюмыми настороженными взглядами. Один пошел на разборку, прихватив за горлышко бутылку.
— Ты, энта… двигай, — изрек он хрипло, смотря на меня с обжигающей ненавистью и опасением. — Тут, энта, не ты… Тут, энта, мы!
— Господин, не знаю вашего имени, — вежливо произнес я. — Но я свободный человек и имею обыкновение гулять там, где считаю нужным, ,
У него выпала челюсть, и даже злоба пропала, уступив место изумлению. Впрочем, он вскоре очухался и начал действовать. Если бы я обложил его родным трехэтажным матом, он бы обрадовался и, может, мы бы договорились. Но от такой речуги он обиделся, так и не нашелся, что ответить, и решил разрубить гордиев узел бутылкой, которую держал в руке.
Зря он полез…
— Энта, ты в натуре, да… — захныкал он, сидя на земле и хлюпая носом.
Приложил я его легонько. Эти существа вызывали у меня жалость, как и бродячие дворняги.
— Извините, — сказал я и побрел дальше, бомжи сзади оживленно переговаривались.
— Энта, ну чего энта! — ныл поверженный бомж.
— Козел хлюпатый! — бросила мне вслед бомжиха.
Возражать ей я не стал.
Через некоторое время я составил более-менее полное представление о местности и объекте. Про себя составил его схему, определил пути подхода и отхода. Берегли окорочка двое охранников с помповыми ружьями. Притом берегли не слишком радиво.
Я по нахалке попробовал сунуться через проходную, был препровожден обратно пенделем и обещанием «бошку снять». Я не обиделся. Отправился восвояси — готовиться.
К холодильнику я вернулся поздним вечером. Экипированный. Готовый к бою.
Надо отметить, что расследование этого дела состояло у меня по большей части из проникновении в частные владения — в квартиры, на закрытые территории. Ну что ж, не зря меня учили этому искусству, и не зря я столько лет практиковался в нем.
Я занял заранее присмотренную позицию для наблюдения — за мусорными баками и деревянными ящиками, наваленными рядом со свалкой, на возвышении — оттуда просматривалась часть территории холодильника. Рядом шебуршались помойные коты. А бомжей не видать — ночуют они в других местах, Появляясь здесь на дневном промысле.
Небо заволокло тучами, заодно скрыло и Луну. Но хладокомбинат освещался прилично. Эдакий оазис света в море тьмы. Тишина, только собаки брешут, да по шоссе в отдалении иногда прогромыхает гружен-. ный металлическими трубами грузовик.
Двое охранников послонялись по территории, потом засели в сторожке, и из нее донеслась музыка. Над холодильником птицей воспарила новая песня Федора Укорова. Из одноэтажного здания, расположенного около правого холодильника, вышел какой-то тип, переговорил с охранниками и спрятался, обратно. Больше никакой активности не наблюдалось. Я уже собрался выдвигаться, когда услышал звук мотора. Со стороны шоссе к хладокомбинату приближалась машина.
«Скорая помощь»! Белый фургон с красным крестом и рекламной надписью «Медицинское страхование, Компания „Роско“ — ваша гарантия на долгую жизнь».
Она остановилась перед шлагбаумом. Чего ей, спрашивается, тут делать? Или плохо кому стало. Не похоже.
— Кирпич, открывай, — высунувшись из «Скорой» заорал водитель.
— Чего орешь? Иду? — крикнули из сторожки. Похоже, «скорая» была здесь не в первый раз.
— Проезжай, — крикнул охранник, открыв ворота и подняв шлагбаум.
«Скорая» проехала на территорию и застыла перед холодильником. К ней из домика вышел его обитатель. Похлопал по плечу водителя, пожал руку второму человеку, вылезшему из машины, у этого второго в руке была сумка, В бинокль я рассмотрел, что из нее торчали горлышки бутылок. Все стихло. Охранники сделали звук музыки громче. Гости заперлись в домике. А я начал действовать. Работать я решил свободно. И не создавать себе лишних проблем. Я перемахнул через высокий бетонный забор.
Собачонка, бегавшая по территории и призванная изображать служебного бультерьера, была какая-то голодная и исхудалая, даром что рядом с окорочками живет. Я кинул ей припасенный кусок сыра с быстродействующим снотворным, она сожрала его моментом и вскоре завалилась дрыхнуть.
Теперь я свободно мог пробраться вдоль забора к сторожке — однокомнатному деревянному домишке со стульями, столом и кушеткой.
Охранники времени не теряли. Они жрали водку,
Я ворвался внутрь. Одним ураганным движением, не останавливаясь, отключил обоих и уложил их на пол, сделал по доброй инъекции. Потом еще прибавил громкости у магнитофона. И пузатый «Панасоник» на столе с энтузиазмом взвыл новую песню группы «Сладкие грезы»:
— Я тебя люблю, а ты сука!
Оттого у меня душевная мука!
Я отправился дальше. Мимо приземистых длинных зданий — это были холодильники с бетонными возвышениями подъездных путей для грузовиков. На одном таком подъеме стояла и «Скорая помощь». Я прислушался, потом выглянул, присмотрелся — в салоне пусто.
Я приблизился осторожно, посмотрел внутрь. Там на носилках лежало тело. Пускай лежит. К нему мы вернемся позже.
В домике горел свет. И слышны были оживленные голоса.
Ступая мягко, как кошка, я приблизился. Теперь можно было различить, о чем говорят. Голоса были веселые и жизнерадостные. Принадлежали, как я определил, трем особам мужского пола. Настроение у парней было хорошее. Периодически слышалось позвякивание рюмок.
— Ну, будем. За дружбу, — звяк стаканами… И разговор потек опять.
— Бобон, чего меньше платить стали?
— Туши подешевели.
— Конечно, мы пока туши еще поставляем. Но при таких деньгах…
— Левчик, братушка, а я при чем? Понимаешь, конкуренция. Душит Юго-Восточная Азия, да и республики СНГ не отстают, А тут еще кризис экономический.
— Да, тяжела жизнь, — вздохнул Левчик. — Бакс опять вверх попер. Бензин — тоже. О чем это там наверху думают?
— Это все фашисты виноваты, — встрял третий.
— Кузя, ты чего, какие фашисты ? — спросил Бобон.
— Ну, разные. По телевизору говорили.
— Да нет, это все от взяток, — заявил Левчик, — Вон, чтобы одну тушу распотрошить и продать, сколько народу кормить надо. Эх, страна!
— Ох, надоело все, — вздохнул Бобон. — Крутишься, крутишься, копейки выгадываешь… На Западе за такую работу знаете, сколько платят.
— Сколько?
— О-о-о! — протянул Бобон. «О-о-о», похоже, — это очень много, потому что на миг собеседники уважительно притихли.
Потом они еще поругали правительство. Пожаловались на застой в делах.
— Да и туши пошли не те, — говорил Бобон. — Экология. Здоровье у народа падает, Глядишь, туша с виду нормальная, а почки и печень уже изъедены… Эх, мужики, чую, конец света скоро. Нострадамус еще писал.
