глухом месте и продать по-дешевке. Всем хотелось большего,
Самое интересное, что это не так уж далеко от истины. И дело тут действительно в политике. Вот только что за карта тут разыгрывалась?.. Еще по телевизору показали Абрама Путанина, который комментировал как победу демократии назначение на должность министра финансов своего лучшего приятеля, бывшего директора Санкт-Петербургской товарной биржи, успешно пустившего эту биржу по миру. А как победу рыночных отношений олигарх отметил проведение залогового аукциона по нефтяной компании «Нефтькам», которую он умудрился через своих подставных лиц в руководстве пустить с молотка и хапнуть контрольный пакет акций, в чем отказывался' признаваться.
В информационном пространстве пошла грызня. 'Один канал поливал Путанина и аферу века с «Нефтькамом». Другой, наоборот, показывал его богатырем, бесстрашным защитником интересов России, а втаптывал в тину тех, кто «хотел сдать „Нефтькам“ по-дешевке на Запад». Для телезрителей, привыкших верить всему, что им говорят по телевизору, это было настоящее мучение. Они должны были верить одновременно двум противоположным точкам зрения. Это было непросто.
Даже невооруженный глаз улавливал без труда, что обстановка в верхах накаляется, и Абрам Путанин наглеет, захватывает больше, чем ему положено…
Я подсел к компьютеру и влез в Интернет. На специальном сайте «Эзотерика XXV век» лежало для меня сообщение.
Я включил программу дешифровки. Ну, что там…
Заказчик просил о срочной встрече.
Это плохо. Обстановка разогрелась до точки кипения. Встречаться мне ни с кем не хотелось. Но просьба была настойчивая, игнорировать ее невозможно.
Встретиться так встретиться. Предположим, в Парке культуры. Невозможно работать, не соприкасаясь с окружающим миром. Будь что будет…
Кухенбаден, постукивая по асфальту своей неизменной тростью, прогуливался около остова советского космического корабля многоразового использования, в котором сделали увеселительный аттракцион с богатым выбором прохладительных и горячительных напитков. Это был символ. На останках великих проектов, на обломках боевых кораблей и океанских лайнеров, баллистических ракет и научных институтов, на осколках грандиозных свершений бурно веселятся толпы россиянцев, то ли объевшихся мухоморами, то ли перепивших кока-колы…
— Мы с благодарностью приняли все ваши сообщения. Ситуация с трупом Зубовина весьма нестандартна, — сказал Кухенбаден..
— У вас есть какие-нибудь соображения по этому поводу? — спросил я.
— Что есть гипотеза, не подкрепленная фактами? Фактов недостаточно, — покачал он головой.
— Хотите мороженого? — осведомился я.
— Нет, спасибо, у меня склонность к ангинам.
— А я съем.
Я купил «фонарик» и с удовольствием начал уплетать. Маленькие радости — как нам их не хватает. Мы присели на скамейке.
— Ситуация в последние дни резко обострилась, — сказал Кухенбаден. — И развивается в самом непредсказуемом ключе. Вот, послушайте это. На закрытой даче Управления делами Президента встречались представитель Госдепартамента США с Абрамом Путаниным.
— Отчитывался? — хмыкнул я.
— Если, прослушав запись, вы скажите, что она вас не удивила, я усомнюсь в вашей искренности.
Удивить меня чем-то после обнаружения головы Михаила Зубовина трудно. Но то, что я услышал, действительно выходило за всякие рамки.
Два голоса. Один явно с английским акцентом. Другой принадлежал Олигарху Всея Руси Абраму Путанину.
— Мы заинтересованы, чтобы был заключен наш вариант Договора об ограничении ядерного оружия, — говорил американец, — по которому Россия имеет право держать ракеты только без зарядов,
— Ну, это несерьезно, — тараторил в ответ Путанин.
— Ну тогда без горючего.
— Не поймут меня.
— Ну тогда сокращение восемь к одному.
— Хотя бы четыре к одному…
— Вообще мы могли бы подумать о более плодотворном сотрудничестве по проекту «Плюс один». У вас куда дальше шагнули технологии в этом направлении. Мы могли бы приобрести часть проекта.
— Нет, — немножко истерично воскликнул Путанин.
— А если по нашему заказу конечный продукт?
— Кого?
— Ну, вы понимаете, — американец застеснялся.
— Его?!
— Конечно.
— В ближайшее время это нереально.
— Понимаю. Я слышал, — в голосе американца появились ехидные нотки, — у вас возникли некоторые затруднения.
— Кто говорит? Кто все болтает? Это враги. Это провокации.
— Ладно, ладно, я пошутил.
— Это провокации!
Кухенбаден выключил магнитофон. Запись была чистейшая. Без помех.
— Заметили, как говорил наш уважаемый вершитель экономических судеб? — спросил он.
— Как человек, который вот-вот возьмет все под контроль, и готовится с этого стричь дивиденды. Они говорили о нашем ядерном разоружении, как о поставках ножек Буша.
— Вот именно. Контроль, — Кухенбаден пристукнул тростью по асфальту. — Ключевое слово.
— Как вы умудрились это записать?
— Трудно ли, если есть желание и средства.
— Да. При таких возможностях зачем я вам нужен — один в поле воин?
— Эффективность вашей работы выше.
— Все просчитали.
— Пока мы в вас не ошибались.
— Благодарствую за доверие, — саркастически произнес я.
— Доверье доброе облагораживает, а подозренье злое губит все, — с улыбкой произнес Кухенбаден.
— Овидий? — спросил я.
— Теодор Фонтане.
— Да, чувствуется немецкая обстоятельность.
— Если в течение недели вы расставите все по местам, гонорар удваивается, — сказал Кухенбаден.
— Если будет, кому его платить, — кивнул я.
— А вот это — информация об объекте «Березовая роща», — он протянул мне компьютерную дискету.
— По Горьковской дороге ?
— Да. Бывший объект КГБ первого уровня секретности. Раньше находился под крылом управления правительственной охраны.
— Почему не научно-технического?
— Не знаю, — развел руками Кухенбаден. — Но очень хочу узнать, От вас.
— «Знание и могущество — одно и то же», — процитировал я.
— Френсис Бэкон, — прищелкнул пальцами Кухенбаден,
— Верно, — согласился я. Нет, с Кухенбаденом в знании цитат тягаться тяжело. — Кстати, не легче провести в «Березовой роще» силовую акцию?
— Нет. Сейчас это исключено, — отрезал Кухенбаден. — Пока только разведка. И ничего более.
