себя как идиот, да еще и хочет решать за меня, с кем я должен общаться. Знаешь, я тут подумал…
— А ты умеешь? — поддел меня слизеринец, однако лед в его глазах немного оттаял, уступив место легкому любопытству. Я хмыкнул.
— Представь себе, — отозвался я. — Так вот, я подумал… Долг между нами погашен, это верно. И это означает, что мы не должны больше держаться вместе, так?
— Так, — согласился Малфой.
— Но ведь это не значит, что мы ОБЯЗАНЫ так поступить, верно? — я позволил себе крохотную улыбку. — Это не значит, что мы должны тут же бежать друг от друга в разных направлениях, как можно быстрее и как можно дальше, а? Мы можем продолжать общаться, если захотим.
— Вот именно, если захотим… — вздохнул он, снова отводя взгляд. — Если ты захочешь… — Я прикусил губу и тоже вздохнул. Ладно, приятель, хочешь так, — давай так.
— Слушай Малфой, я… В общем, если ты этого хочешь, я сейчас уйду, и больше не подойду к тебе никогда, раз тебе неприятно мое общество, — сказал я. — Ты хочешь? — он уставился на меня, хлопая ресницами.
— Нет, — выдал он наконец, все еще не осознав до конца, что я имею в виду. — Я… Я просто не понимаю, Поттер — ТЕБЕ это зачем?
— Да ни зачем, — пожал плечами я. — У меня нет какой-то… весомой, неоспоримой причины. Просто мне нравится с тобой общаться, вот и все. Я… Я знаю, что в свое время обидел тебя, когда отверг твою дружбу, но… Мы ведь оба были детьми тогда. Я многого не понимал, и судил обо всем так, как судили те, с кем я успел подружиться.
— Да, что было то было, — согласился он с легким смешком. — Наверное, с твоей позиции я тогда был абсолютно невыносим. Поттер, что ты пытаешься мне сказать? Что хочешь со мной дружить?
— Да, — просто ответил я. — Я хочу дружить с тобой. Что скажешь? — и я протянул ему через стол руку. — Я не буду предлагать тебе помочь разобраться в достоинствах волшебных семей, и не обещаю покровительства. Просто дружбу. Ну как?
— Я… — на лице Драко впервые отразилась борьба эмоций. Признаться, подсознательно я ждал, что вот-вот его губы изогнуться в знакомой злобной усмешке, и он отвергнет мою руку точно так же, как я тогда отверг его в поезде. Мне кажется, он действительно испытывал искушение сделать именно так, однако что- то — не знаю, что именно, может, здравый смысл, — удержало его. На лице слизеринца медленно появилась улыбка — не обычная, презрительно-насмешливая ухмылка, а настоящая, чистая и искренняя улыбка, которая преобразила его, делая по-настоящему прекрасным. — Я согласен, — сказал он, вкладывая ладонь в мою руку. Пожатие было твердым, а рука Малфоя — горячей и сухой. У меня словно камень упал с сердца.
— Давно бы так, — улыбнулся я. — Никаких нервов на тебя не напасешься.
— Ладно, ДРУГ, — фыркнул он. — И что это означает? Мы теперь должны гулять под ручку? Делиться секретами? Что там еще… Обниматься при встрече?
— Только если хочешь, — хмыкнул я. Малфой покачал головой.
— Там видно будет, — вздохнул он. — Пусть лучше оно идет как идет, согласен?
— Не вопрос, — отозвался я, откидываясь спиной на стеллаж.
— Поттер, а ты в курсе, что если мадам Пинс увидит, как ты наваливаешься на книги, она выставит отсюда нас обоих? — поморщился он. Я вздохнул, и выпрямился.
— Всегда знал, что ты зануда, — проговорил я жалобным тоном. — И кстати, меня зовут Гарри. Я что-то не слышал, чтобы друзья называли друг друга по фамилии, ДРАКО.
— Черт, да я с ума сойду, если каждый раз буду слышать от тебя свое имя, — хихикнул он. — И потом, я шесть лет звал тебя Поттером, тебе не кажется, что поздновато менять привычки?
— К лучшему меняться никогда не по-о-здно, — пропел я.
— Ладно, — засмеялся он, — наверное, можно попробовать. Но не обещаю, что смогу перейти на имена сразу, вот так, целиком и полностью. Ты уж не обижайся.
— Не обижаюсь, — отозвался я. — Да я и сам, наверное, не смогу. Но… Мы будем стараться, ведь верно?
— Хм… — Драко пожал плечами. — Ну, наверное, да.
Я улыбнулся. Кажется, хотя бы здесь мои дела налаживаются. Где-то глубоко внутри меня шевельнулось сожаление от осознания того, что, видимо, таких теплых дружеских отношений, к которым я привык за шесть лет дружбы с Роном, у меня больше никогда и ни с кем не будет. Но я твердо знал так же и то, что Драко не был просто заменой Рональду. Если бы Рон не вел себя как полный придурок, я, наверное, все равно подружился бы с Малфоем — к этому все шло, и шло уже давно. Может, мы были нужны друг другу из-за Родовой Магии. (По крайней мере, он-то точно мне нужен, как Дамблдор ни уверял, что с тем же успехом вести меня способен любой маг, владеющий такой же силой. Не знаю почему, но где-то в подсознании я понимал, что наша с Драко связь, которая, в принципе, могла и не возникнуть — это не просто каприз Родовой силы, его или моей. Почему-то я был почти уверен, что таким образом сама судьба готовит себе дорожку, по которой мы должны идти теперь рука об руку…). Возможно, были еще какие-то причины, по которым мы непременно должны были сблизиться… Точных ответов у меня не было. Но я четко осознавал одно — я с трудом могу представить себе свое будущее, где не будет места для Драко Малфоя.
Pov Драко Малфоя
Мне казалось, что я сплю. Поттер предложил мне дружбу? Гарри Поттер протянул мне руку? Точно так же, как я, одиннадцатилетний мальчишка, протягивал руку в том злосчастном поезде ему? И я… я принял ее? Да, на какой-то момент мне действительно захотелось поступить так же, как он тогда — сказать, что я не нуждаюсь в нем, оттолкнуть, унизить… Но я не смог. Не то, чтобы мне не хватило сил — пожалуй, мне не хватило желания. И в самом деле, поступить так — значило поддаться мелочной глупости, которая никому не принесла бы ничего хорошего. Ведь мне предлагали исполнение моей давней мечты, так неужели из-за мелкой гордости, глупой гордыни я откажусь от нее? Да ни за что на свете!
Я пожал его руку, и в тот момент, когда его глаза за круглыми стеклами очков просияли облегчением и радостью, я осознал, что с этим рукопожатием вся моя жизнь изменится. Изменится так же верно, как изменилась в ту самую полночь, когда шестнадцатилетний мальчик бросил в лицо самому ужасному Темному Волшебнику своего времени, что не станет служить ему.
И она действительно изменилась. Раньше, после достопамятного взрыва котла, связанный Долгом Поттер ограничивался тем, что порой поглядывал на меня в классе на совместных уроках, или приходил делать домашнее задание в выходные, мы все равно редко обменивались хотя бы парой предложений, не связанных с уроками, или не имеющим отношения к Блейз. Теперь же он кивал и улыбался мне в коридорах, запросто подходил поболтать за завтраком, обедом или ужином в Большом зале, смеялся и шутил не только в присутствии Блейз, но и просто так, когда мы бывали одни.
И я постепенно стал осознавать, как же отличается эта дружба от всего, что у меня было до сих пор. Винс и Грег четыре года ходили за мной, как привязанные — только на пятом куре, получив значок старосты, я избавился от их опеки, и то не целиком. Однако разве можно назвать дружбой всего лишь тупое выполнение присяги у Крэба, и отчаянную, почти слепую преданность Гойла? И потом, о чем с ними можно было поговорить, если любое мое мнение они принимали за прописную истину? Если я говорил что Поттер урод — значит они считали его уродом. Если я думал, что квиддич — это здорово, значит это здорово, и когда мне понадобилось, они сели на метлы. Ни одному из них не пришло в голову сказать, что если человек не захотел со мной дружить, это еще ничего не говорит о его внешности, а научить, например, Нотта бить по бладжеру битой, было бы гораздо проще, чем почти с нуля обучать Крэба полетам.
С тем же Ноттом была другая история. С Тео можно было поболтать, и даже поспорить, но с ним нельзя было позволить себе откровенность. Каждое слово надо было обдумывать загодя, и каждую фразу взвешивать со всех позиций, оценивая, как он может использовать против тебя сказанное. Нет, например, в интригах против других факультетов на него можно было положиться, до определенной степени, — до такой, что даже можно было назначить его своим секундантом. Но как только вопрос переставал касаться интересов всего Слизерина, каждый должен был оставаться сам по себе.
С Гарри все было совсем не так. С ним можно было просто болтать, почти не заботясь о том, что он может из этого потом тебе припомнить. Можно было высказывать свое мнение, и потом спорить до хрипоты,
