— Нет, — отозвался я. — Вообще никаких признаков. Как будто… Как будто Волдеморта и близко нигде не было, а уж его чувства… Словно он самый спокойный человек на свете, если только его можно называть человеком Я…
Да уж, не зови беду по имени! Я не успел даже договорить, как мой шрам взорвался адской болью, такой, что потемнело в глазах, и подкосились ноги. Наверное, я упал бы, если бы сильные руки оборотня меня не подхватили. Буквально повиснув на своем бывшем профессоре, я едва нашел в себе силы застонать о боли, почти ничего не видя вокруг. Встревоженное лицо Люпина склонившегося надо мной, и его обеспокоенный голос — все это я воспринимал словно сквозь толстый слой воды, будто сам лежал на дне Озера, как тогда, на втором испытании. Снова накатила волна боли, да такой, что меня затошнило, и вместе с ней пришел гнев — чужой, но знакомый, яростный, и неукротимый. Я вскинул. Перед глазами потемнело.
В следующий момент передо мной возникла незнакомая комната, обставленная темной мебелью в каком-то старинном стиле. На окнах были плотно задернутые тяжелые бордовые занавески, через которые с трудом пробивались тоненькие лучики света. Однако чтобы привыкнуть к полумраку помещения мне понадобилось не более пары мгновений. Я оказался, как мне показалось, в гостиной какого-то поместья, целиком выдержанной в багрово-красных тонах. Цвет не был похож на наш факультетский алый, и соседствовал не с гриффиндорским золотом, а с потускневшей бронзой. Но все это я мог отметить лишь мельком. Мое внимание — а точнее, внимание того, чьими глазами я видел, — было приковано к коленопреклоненной женщине в темном плаще, распростертой у его ног.
— Ты разочаровала меня, Бэлла, — сказал я высоким, звенящим от ярости голосом. — Снова. Я простил тебе ошибку в Министерстве, я даже стерпел предательство твоей сестры и ее щенка, но то, что произошло вчера…
— Мой Лорд… — всхлипнула Беллатрисса. — Мой Лорд, я так виновата перед вами… Мне нет прощенья…
— Ты сама разрушила то, над чем мы упорно работали целый год, — яростно выплюнул я. — На сей раз я не намерен проявлять милосердие! Круцио!
Пожирательница Смерти завизжала, рухнув на пол, и извиваясь от боли. От ее воплей, казалось, могут лопнуть барабанные перепонки, однако клокотавшая в груди ярость заставляла их звучать сладкой музыкой в моих ушах. Меня переполняли чужие эмоции — злоба, разочарование, гнев… Я задыхался от слепой, неудержимой ярости — ярости, прорвавшей плотину и затопившей душу.
— При всей моей полной с вами солидарности, мой Лорд, — вкрадчиво произнес знакомый низкий бархатистый голос, — вы считаете разумными подобные меры? Не думаю, впрочем, что безумие как- либо скажется на нашей милой Беллатриссе, однако ее функциональность несколько… снизится, я полагаю. — Бледная рука — моя? — опустила палочку, и я обернулся к вошедшему.
— Ты вовремя, Северус, — сказал я. Кипящий гнев, выплеснувшись на Беллатриссу, несколько успокоился, видоизменившись в острую холодную ярость, от которой чуть ли не сводило челюсти.
— Боюсь, у меня мало времени, мой Лорд. — поклонился стоящий в дверях человек в черной мантии. — Я явился лишь за тем, чтобы… выразить свое недоумение по поводу вчерашней акции. Она была проведена без моего ведома и участия, и была несколько… неразумной, если позволите. Проводить подобные нападения сейчас, да еще и под самым носом у Дамблдора — в высшей степени опрометчиво.
— Да, да, — раздраженно отмахнулся я — я?. Но ведь… Голова странно закружилась, но я изо всех сил уцепился за картинку, не позволяя ей исчезнуть. — Можешь себе представить, до чего распоясались мои слуги? — продолжал тем временем все тот же холодный, звонкий голос, и я снова ткнул палочкой в подвывающую, скорчившись в три погибели на полу, женщину. Она взвизгнула и упала на спину. На ее лице кипела жуткая смесь эмоций — одновременно ужаса и обожания.
— Я приму от вас любую кару, Милорд, — всхлипнула она. — Убейте меня, я подвела вас!
— Прошу прощения, Милорд, но что вчера произошло, что Ваши планы так изменились? — полюбопытствовал новоприбывший, подходя поближе.
— Безмозглые идиоты Кэрроу решили попытать счастья в поимке Поттера, — ответил я, чувствуя, как снова закипает гнев в моей груди. — И не они одни. Кажется, идея многим показалась заманчивой, — я почти зарычал. — Вот и наша дорогая Беллатрисса решила присоединиться к их «Рождественскому гулянию», не так ли, Бэлла? И словно этого мало, она и своего… «воспитанника» взяла с собой! — и я снова ткнул в нее палочкой, накладывая невербальное проклятие мучения — не столь эффективное как Круциатус, но все же довольно неприятное. Бэлла опять взвыла.
— Да, меня очень поразило появление Блэка, милорд… — вкрадчиво произнес Снейп. — Учитывая, что в Ордене полагали его мертвым. Я же считал его возвращение… нереальным.
— Оставь эти тонкости, Северус, — я взмахнул в его сторону рукой. — Возвращение Блэка было планом Бэллы и тех членов ее семейки, кто еще хранит верность мне. Они настаивали, что хотят держать его в строгой тайне, и использовать в нужный момент, чтобы деморализовать Поттера. И что? — снова зарычал я, опять вскидывая палочку. — Все это только ради того, чтобы бросить его на произвол судьбы в этой никому не нужной вылазке? Круцио!
Снова визги, от которых раскалывается голова, но на сей раз ярость не унимается, словно питаясь воплями извивающейся женщины. Она переполняет до краев, выплескивается наружу все новыми проклятиями…
— Гарри! Гарри! — знакомый голос, словно один из просвечивающих через тяжелые занавески лучиков света, пробился сквозь охватившую меня пелену чужой ярости. Я потянулся за ним, усилием воли освобождаясь от гнета чужого присутствия, от чужой ярости и агрессии, и словно за спасительную соломинку цепляясь за названное имя. Гарри! Я Гарри Поттер!
Гнев Волдеморта все еще накатывал на меня волнами, но я чувствовал, что он уже не в силах удержать меня. Усилием воли я рванулся прочь, сам толком не зная, как именно я это делаю. Однако в какой-то момент я вдруг ощутил — почти услышал, как словно щелкнуло что-то внутри меня, будто оборвалась до предела натянутая струна — и в следующее мгновение я распахнул глаза, дрожа с головы до ног мелкой дрожью и судорожно хватая ртом воздух.
Я лежал… На учительском столе в одном из классов. Кажется, это был кабинет Трансфигураци, однако я не мог быть в этом уверен — зрение расплывалось, и я с запозданием сообразил, что на мне нет очков. Надо мной склонялись три головы, ноя лишь смутно различал их — кажется, это Дамблдор — ну он-то точно, ведь именно его голос я слышал! Второй, — это, наверное, Люпин, а третий… Я прищурился. МакГонагалл, ну точно.
— Что… Что случилось? — спросил я, удивляясь тому, как хрипло звучит мой голос, и попытался сесть. Чьи-то руки — кажется, Люпина, — удержали меня на месте.
— Тише, Гарри, тише, тебе нужен покой, — пробормотал он. Я заморгал. Чувствовал я себя из рук вон плохо — голова кружилась, меня подташнивало от боли в шраме — а где-то очень глубоко внутри я все еще ощущал отголоски чужого гнева.
— Волдеморт… сердит на Беллатриссу, — выдавил я, зная, что для Дамблдора это может оказаться важным. — Она упустила Сириуса… Он пытает ее. Нападение вчера не было запланировано… Это самоуправство Кэрроу и… остальных. — силы изменили мне, и я уронил голову на стол, однако что-то еще казалось мне важным, без чего я не мог позволить себе успокоиться. — Там был Снейп, — прошептал я. Чья-то прохладная ладонь коснулась моего лба.
— Все хорошо, — ласково сказал Дамблдор, отнимая ладонь, и очерчивая кончиком пальца контуры моего шрама. — Все хорошо, ты молодец, ты справился, Гарри… Вот, ну-ка, выпей это, — сказал он, и к моим губам прикоснулось холодное стеклянное горлышко какого-то пузырька. Запах показался мне смутно знакомым — кажется, похожее снотворное мне давала мадам Помфри после моего возвращения с кладбища, где я наблюдал возвращение Волдеморта. Зелье для сна без сновидений. Я послушно глотнул, потом еще, допив зелье до капли. — Ну вот, молодец, — похвалил директор.
— Мои очки… И палочка… — прошептал я, чувствуя, как меня охватывает тяжелая сонливость, а боль
