— Ну, не то чтобы новости, — вздохнула я. — Есть надежда, что Люциусу все-таки удастся его отыскать, — правда, действие ритуала поиска затягивается, и это займет больше времени, чем хотелось бы. А профессор Снейп считает, что если Драко похитили для участия в каком-нибудь… эээ… «эксперименте» Темного Лорда, то времени у нас — в лучшем случае до полнолуния. А это уже во вторник.
— И каковы шансы?
— Трудно сказать, — честно призналась я. — Хочется надеяться на удачу.
Слово за слово, и я постепенно пересказала Гермионе свой ночной разговор с профессором Снейпом — ну, не весь, конечно, незачем ей знать о том, что по его словам, я напоминаю ему Лили Эванс. Точнее — Лили Поттер… Не так уж мы с матерью Гарри и похожи, а нарываться на сравнения вовсе не входило в мои намерения. Велика вероятность того, что Грейнджер расскажет об этом Поттеру, а наводить Гарри на мысли о родителях я точно не хотела. Еще начнет проводить аналогии, а там — кто знает, что придет в его глупую гриффиндорскую голову. Прошлой его попытки расстаться со мной «чтобы меня защитить» мне более, чем хватило… В общем, я рассказала подруге о соображениях Северуса относительно похищения Драко и связи этого с предыдущим похищением Джинни. Та, подумав, согласилась, что все это, увы, более чем вероятно.
Рон заявился где-то через полчаса после меня, но, чтобы не мешать нам, лишь робко кивнул и улыбнулся Гермионе и уселся на стул возле ее кровати. Во время моего рассказа он не проронил ни слова, да и дальше в беседе участвовал как-то вяло, то и дело нервно поглядывая на дверь — видимо, отчаянно надеясь на появление Гарри. Однако время шло, а Поттер не появлялся, и постепенно я и сама тоже начала нервничать. Геримона, по-видимому, сразу это заметила — да и на отсутствие лучшего друга, который каждое утро неизменно приходил проведать ее, не могло остаться незамеченным. Однако она ни о чем не спрашивала, — видимо, в надежде, что мы сами все еще расскажем. Однако у меня не было ни малейшего желания посвящать ее в возникшие проблемы — тем более, что я и сама не была до конца в курсе того, что у них там случилось вчера в кабинете директора, после нашего ухода? Понимая, что нужно дать хоть какое- то объяснение, я коротко рассказала Грейнджер о нашей вчерашней ссоре с Гарри, и о своем раскаянии. Не знаю, оказалось ли этого довольно, чтобы успокоить ее, но ничего лучше мне в голову не приходило.
Разговор сам по себе сошел на нет. Почувствовав, что от долгого сидения в неудобной позе начинает ныть спина, я встала, и прошлась по палате, чтобы немного размяться. Кроме Гермионы сейчас здесь находился только один пациент — какой-то парень из Рейвенкло, который на вчерашнем матче неудачно свалился с трибуны и, кажется, заработал несколько переломов. Впрочем, он сейчас, очевидно, спал — его кровать в дальнем углу была отгорожена ширмами с наложенными заглушающими чарами, и оттуда не доносилось ни звука. Я прислушалась к негромкому разговору, который вели Рон и Гермиона — кажется, что-то об уроках, — и, вздохнув, вернулась к кровати гриффиндорки.
— Ладно, Гермиона, не обижайся, но я, наверное, пойду, — сказала я. — Нет смысла сидеть здесь в надежде, что Гарри явится. В конце концов, его может опять вызвать директор, или… или еще что, так что не факт, что он скоро покажется. А я… ну, я еще зайду во второй половине дня, а до тех пор, если увидите его, передайте, что я… эээ… Ну, скажите просто, что я хотела с ним поговорить. Думаю, ему, с его возможностями, найти меня будет проще. А я пойду, узнаю пока, есть ли новости о поисках Драко. Рон, ты пойдешь?
— Ээээ… нет, Блейз, я лучше посижу тут еще, — снова смутившись, отозвался Уизли, бросив на Гермиону красноречивый взгляд. — Все равно ты ведь в подземелья идешь, а мне там делать нечего…
— Ладно, сиди, конспиратор, — фыркнула я, одарив парочку понимающим взглядом.
Когда я выходила в коридор, мне послышался чей-то топот на лестнице, и в проеме в его дальнем конце мелькнула тень приближающегося человека, но я не обратила на это никакого внимания: мало ли кому из студентов срочно потребовалось в Больничное Крыло? Не испытывая ни малейшего любопытства, я свернула к короткому проходу на первый этаж, и начала спускаться по узкой винтовой лесенке. И, только выйдя из прохода на открытую галерею внутреннего дворика, поняла, что на мне лишь легкая блузка и вязаная форменная жилетка, которые совершенно не спасали от промозглого ветра. Конечно, середина апреля — это вам не январь, и вряд ли мне грозит замерзнуть насмерть, однако после теплой больничной палаты я мгновенно замерзла и начала дрожать, едва сделав пару шагов за пределы помещения. Чертыхнувшись, я потерла ладони друг об друга, и решительно повернула обратно. В конце концов, я никуда не спешу, и вполне могу потратить несколько минут на то, чтобы вернуться за мантией…
Дверь Больничного Крыла оказалась приоткрытой, когда я вернулась, но я снова не придала этому значения, припомнив услышанные на лестнице шаги. Странное дело, но почему-то я даже не подумала, что этим «посетителем» может оказаться Гарри — а ведь пока сидела у Гермионы, ждала именно его! И тем не менее, застыла на пороге, увидев его, стоящего в ногах кровати Грейнджер, облокотившись на спинку двумя руками. Лишая сил, нахлынуло облегчение — Гарри казался абсолютно здоровым и полным сил, так что, вполне очевидно, Рон был прав — Джаред Поттер не хотел внуку ничего плохого.
Поначалу он не заметил меня — да я и не пыталась привлечь его внимание, просто застыв в дверях и не в силах оторвать от него взгляд. Он, кажется, что-то говорил Гермионе, хотя я и не вслушивалась в его слова. Но что-то — возможно красноречивый взгляд девушки, а может быть, заговорщическая ухмылка Рона, — подсказало ему обернуться. Что он и сделал, запнувшись на полуслове.
— Блейз… — сорвалось с его губ, легонько, точно вздох.
А я все еще стояла неподвижно, молча глядя на него. На щеках юноши играл румянец, зеленые глаза сияли, а волосы, кажется, были растрепаны чуть ли не больше обычного — и все это делало его до невозможности притягательным. Таким, что сердце пропускало удары, а дыхание перехватывало. До смерти хотелось просто броситься к нему, поцеловать, прижаться поближе — и послать подальше к Гриндевальду все проблемы, но… подспудно, где-то глубоко на задворках сознания, черной тучей заворочалось чувство вины. Стыд за свое вчерашнее поведение, рождающий неуверенность в том, примет ли он мой порыв — или обида окажется слишком сильной, чтобы обойтись без извинений? А может, он вообще сочтет, что я не доверяю ему, и… додумывать, что именно будет тогда, было слишком больно.
Тишину, как ни странно, нарушила Гермиона. Громко кашлянув, девушка привлекла к себе всеобщее внимание, но тут же вежливой улыбкой дала понять, что кашель был именно средством «окликнуть» нас, а не проявлением ее болезненного состояния.
— Блейз, Гарри, знаете, мне кажется, вам необходимо поговорить наедине, — менторским тоном сказала она — и несмотря на весь пафос, речь прозвучала довольно прозаично. — Насколько я знаю, мадам Помфри все еще не запечатывала отдельную палату, и туда можно попасть, если приложить руку к той стене. — Девушка кивком указала на стенку, где была дверь в ту самую палату, где приходил в себя перед Рождеством освобожденный Сириус Блэк. Я невольно вспыхнула, и нерешительно, с вопросом посмотрела на Гарри. Он несколько раз моргнул, словно размышляя, и, поймав мой взгляд, медленно кивнул.
— Да, думаю, ты права, Гермиона, — сказал парень, не оборачиваясь к ней, и сделал приглашающий жест, не отрывая от меня внимательного взгляда. Странно, но я не могла сейчас прочитать по его лицу, что именно он в данный момент чувствует, и готов ли меня простить. Собрав волю в кулак, я легко кивнула Гермионе, послав ей, как я надеялась, благодарную улыбку, — и быстрым шагом проследовала к стене. Грейнджер, как всегда, оказалась права: стоило приложить руку к каменной кладке, как она легонько завибрировала. Камни замерцали, освобождая знакомую дверь одиночной палаты — и через пару минут она с легким щелчком открылась.
Внутри почти ничего не изменилось. Узкая кровать — такая же, как в основной палате, — застеленная чистым белым покрывалом. Единственный стул, тумбочка, высокий столик на колесиках — в ногах кровати. Большое окно с невесомыми, белыми занавесками… довольно аскетичная комнатушка, но почему-то все равно создающая какое-то уютное, безопасное впечатление (если бы еще не обилие белого цвета, было бы совсем хорошо). Дверь за нами закрылась с таким же легким щелчком, словно отрезая нас от остального мира — и я осталась с Гарри наедине. Ладони мигом похолодели, и, усилием воли загнав неуверенность и внутреннюю дрожь подальше, я обернулась, ловя глазами такой же отчаянно-решительный, и в то же время почему-то слегка виноватый взгляд.
— Прости меня!
— Прости меня!
Мы выпалили эти слова одновременно — не то, чтобы хором, но ни на секунду не опередив один другого. Я ошеломленно заморгала, недоверчиво глядя на своего — все еще своего парня. ОН просит
