подчинился приказу государя и взял в супруги мою мать. Еще в раннем детстве я поняла, что Отец породил существа, принадлежащие двум разным мирам. Мои сестры и я были воплощением солнечного света и красоты; а мои угрюмые и плохо одетые братья являли собой нестираемый след былой жизни. Став чиновниками, они редко появлялись в доме. Отец, столь грозный с подчиненными и суровый с нами, склонялся перед дерзостью сыновей. Он пытался купить расположение этих людей, осыпая их подарками. Между моими родителями вспыхивали ссоры. Мать жаловалась на их грубость и мстительность. Отец защищал сыновей, ссылаясь на их неуверенность в себе и боязнь насмешек. Мать произносила страшное слово «ненависть». Отпрыски Отца, уверяла она, никогда не простят, что она заняла место покойной супруги.
Ночью, перебирая черту за чертой, я мысленно нарисовала портрет Отца: широкий лоб, глубокие морщины, решительный квадратный подбородок под длинной и красивой белой бородой. Чиновники кланялись ему с великим почтением, а простолюдины падали ниц у его ног. Один за другим излагали свою жалобу и просили справедливости. Отец терпеливо выслушивал всех и каждому давал ответ. Говорил он медленно и твердо, а взгляд его внушал страх. Грозная фигура Отца как будто заполоняла все пространство до самых столбов, поддерживающих арку входа. Потом я представила Отца одетым по-домашнему: серый шелковый халат поверх белой нижней рубахи, стянутой лиловым поясом. Он читал, опираясь головой на руку, а на пальце его поблескивал перстень с изумрудом, выточенным в форме тигриной головы. Заметив, Отец подозвал меня: «Свет, иди, почитай со мной». А потом он часами рассказывал мне о горах и реках, показал, какие каналы велел прорыть, чтобы соединить реки и обеспечить поля водой. Когда занимался рассвет, Отец ушел, унеся с собой величие и славу. Тот мир, что меня отныне ожидал, был тесен, угрюм и незначителен.
Прибыл новый правитель. Нам не оставалось ничего иного, как уступить ему дом и следовать вместе с моими братьями за гробом Отца в их родные края. Мы дождались зимы, прежде чем отправиться в путь. Длинные цепочки повозок, влекомые лошадьми и волами, тронулись в дальний путь на Север. Женщины, мужчины и дети в полотняных одеяниях и с белыми повязками на лбу, рыдая, вышли из города Инь.
Я навсегда покидала свой город камня и крылатых коней. Навеки исчезли река Лонь и плеск ее вод. До конца дней своих оставляла я любимые рододендроны, камелии, прирученных бакланов, легкие джонки, подпрыгивавшие на волнах между небом и землей. Навсегда скрывались из глаз просторные храмы, запах ладана, просящие подаяния монахини, девушки-рыбачки. Прощай, луна, ты, освещавшая древние битвы, ты, что направляла воинов в ночи безумной скачки! Ты, ведающая тайну моей судьбы, дай мне остро заточенное оружие и благослови!
ДВА
Горизонт все отступал. Дорога ветвилась, и солнечная ее часть убегала все дальше. Рокот волн реки Хань и крики чаек смолкали за спиной. Зелень, лазурь, охра, блеск воды на рисовых полях канули в прошлое. За рекой Хуай холмы стали плоскими, а деревья потеряли листву. Пересохшие русла рек и ручьев иссекли черную, отливающую металлом землю. Поднялся ветер. Казалось, что от его порывов корчатся поля и стонут чахлые колосья пшеницы. Лошади и волы, нагнув головы, сопротивлялись ветру. Младшая Сестра сбежала в мою повозку. И мы, закутавшись в меха, тщетно пытались согреться. Весь день я слушала, как колеса стучат по камням, а завывания северного ветра словно бы выдували из головы все мысли. Сердце мое ожесточилось, и я больше не плакала.
Однажды утром в океане порывов ветра с ледяного Севера я увидела, как Желтая река до самого неба простирает скованные стужей воды. Бесчисленные торговые караваны уже успели проложить на льду белую дорогу. Пополудни начал падать снег. Здесь, на Севере, хлопья его были больше моей ладони и кружились, точно миллионы белых птиц. Черный и серый цвета превратились в непроницаемый и прозрачный. Ветер стих. А мы, словно темные точки, длиннющей вереницей ползли по этому миру незапятнанной белизны.
Десять дней спустя, когда робкие лучи солнца уже собирались исчезнуть за вершинами гор, среди снегов, размахивая траурными флагами, появились сотни одетых в белое мужчин и женщин. Мои сводные и двоюродные братья, спрыгнув с лошадей, побежали им навстречу.
У меня захолонуло сердце. Происходило то, чего я опасалась больше всего, — знакомство с исками.
Двоюродный дед, глава клана By, повел нас к городку или, точнее, большой деревне. Мои братья распростерлись в храме Предков, дабы возвестить о нашем возвращении. Старая тетушка, госпожа над всеми другими женщинами, проводила нас в дом, освещенный белыми фонариками. Траурная пища была ледяной. Где-то выла собака. Ночью Младшая Сестра проскользнула ко мне. И мы вместе дрожали на жесткой, как железная плита, постели.
Наутро в бывшей опочивальне Отца я участвовала в обряде Призывания его души. Гроб и приношения поместили под прозрачным пологом. Члены семьи раздирали на себе одежды и со скорбными стонами бились лбами об пол. Заклинатель плясал, пока грудь его не исторгла мощный, глубокий голос. Повернувшись лицом к Северу, где лежало царство Сумрака, он принялся размахивать отцовской рубахой и нараспев взывать:
Заклинатель рухнул ничком. Помощник забрал из его безвольных рук отцовскую рубаху и скользнул за прозрачный полог.
Душа вернулась с Юга. После жизни, полной блестящих побед, мой Отец, изменивший свою судьбу, покинув землю предков, опять оказался в родном доме.
Конец сомкнулся с началом.
