поведали беглецы, добравшиеся с большого острова на лодках. Сам же рассказчик покинул залив Анфос, когда пираты подходили к Порт-Махону. Он предпринял отчаянную попытку достичь Барселоны, чтобы оттуда помогли несчастным островитянам или хотя бы отомстили безбожным насильникам. Он благодарил Бога и всех святых за то, что наконец прибыл флот христиан, и молился, чтобы у них хватило сил отправить этих свиней на вечные муки в самое пекло. Он предупреждал также, что пираты обладают значительной мощью, и оценил их преимущество как два к одному. Но он оказался бы богохульником, если бы допустил саму возможность того, что Господь не выступит «на нашей стороне» и не поможет победить, невзирая на неравенство.
— Мы тоже молимся, — сказал Просперо, который по мере того, как дон Алваро переводил ужасный рассказ, все сильнее дрожал от ярости, которую усугубляло пугающее чувство собственной ответственности.
Он сразу же приказал убрать все лишние паруса и дрейфовать по ветру, который после захода солнца стих до легкого бриза. После этого состоялось совещание, на которое был приглашен Аллори. Он мог в меру своих знаний и опыта помочь им в качестве штурмана. Пока Просперо и Алваро сосредоточенно изучали карту, Аллори подробно описывал им юго-восточный берег Минорки, к которому они приближались. Просперо измерял циркулем длину и ширину бухты, в которой располагался Махон. Выяснилось, что длина составляет около трех с половиной миль, а максимальная ширина — милю, в то время как вход в бухту узкий, менее трехсот ярдов. На севере бухту ограничивает узкий скалистый полуостров, по словам Аллори, около двухсот футов высотой. Аллори рассказал также, что город Махон расположен выше уровня бухты и хорошо укреплен, так что если Драгут не возьмет его внезапно — а этого не стоит бояться, так как предупреждение поступило своевременно, — то захват города, похоже, затянется.
Учитывая это, дон Алваро предложил подойти к острову с севера и незаметно для пиратов высадиться в заливе Анфос. Оттуда можно было бы провести тщательную разведку, а атаку отложить до высадки пиратов. В этот момент можно будет застать врасплох практически беззащитный флот и уничтожить его. В пользу плана говорило и то соображение, что после высадки Драгута его галеры неизбежно будут слабо вооружены.
Оценив стратегические преимущества плана, Просперо сразу отверг его на том основании, что, пока они будут дожидаться указанного доном Алваро момента, люди Драгута успеют повторить в Махоне все то, что они уже устроили в Пальме.
— Наша задача — уберечь город от этого кошмара!
— Если мы сможем, — согласился дон Алваро. — Но сможем ли?
— У нас есть преимущество. Нас не ждут, а ночь скроет наше приближение.
— Нам нечего рассчитывать войти в бухту незамеченными. Драгут расставит на входе часовых.
— Даже если они заметят нас в момент входа, будет слишком поздно. Как вы очень верно заметили, наступление Драгута затянется, и это даст нам преимущество в артиллерии. Мы должны сохранить это преимущество, избегая ближнего боя.
— Для такой тактики, — резонно заметил Аллори, — гораздо лучше схватка в открытом море. На тесном пространстве легко потерпеть неудачу.
— Согласен. Но для ведения боя в открытых водах нам пришлось бы пожертвовать преимуществом внезапности. — Просперо расхаживал по каюте, в то время как дон Алваро, сидя на диване и скрестив руки на животе, смотрел на него с притворной невозмутимостью. — Друзья мои, нам предстоит выбрать меньшее из двух зол.
Просперо вернулся к столу, устроился в своем кресле и продолжил изучение карты. В конце концов он решил устроить общий совет. Надо разделить силы на три отряда, назначить каждому командира, а дон Алваро должен перебраться на «Имакуладу». Он назвал трех лучших капитанов: Аллори, еще одного генуэзца, по имени Капраника, и неаполитанца Сарди, который командовал одной из галер при Прочиде.
Опустилась ночь, темная и безлунная. Было установлено, что до суши пять миль. Так что при теперешней скорости дрейфа корабли должны были оказаться под обрывистым берегом Майорки через пять-шесть часов.
Около часа капитаны спорили, но так и не пришли к решению. Все предложения были в конце концов отвергнуты. Оставался только план дона Алваро, и Просперо уже почти решился изменить курс и идти на север. Его смущала только потеря времени. Он распустил совет, пообещав дать точные указания позднее, и, оставшись один, задумался над тем, какие, собственно, указания давать.
Еще час он расхаживал по палубе от кормы до бруствера на носу. Посреди палубы, где левый борт занимал камбуз, а правый — два самых тяжелых орудия, капитан и двое его помощников лениво болтали с орудийной прислугой. Из-под палубы со всех сторон доносилось тяжелое дыхание спящих гребцов, а из боевых отсеков, где уже установили деревянные щиты, были слышны возня и голоса стрелков, готовящихся к бою. С обеих сторон, едва различимые в ясной звездной ночи, виднелись тени ближайших галер, стоявших на расстоянии нескольких ярдов.
Просперо не замечал ничего вокруг и расхаживал, поглощенный своей задачей. Он мысленно изучал карту Порт-Махона: длинный тесный залив, окруженный высокими скалами; узкий вход, далее расширяющийся, и внутри
— плотная группа корсарских кораблей на якорной стоянке. Он мысленно проиграл несколько вариантов атаки. Каждый раз после успешного начала следовал ожесточенный бой, в результате которого он всякий раз оказывался разбит, но и Драгуту оставалось лишь убираться в свое логово, спасая то немногое, что у него оставалось.
Ничего лучшего на ум не приходило, и это был тот минимум, который он обещал выполнить. При этом ему, вероятно, придется расстаться с жизнью. Гибель в пламени победоносного поражения послужит расплатой за Джербу.
Он подумал, что надо отбросить все мысли о Джанне, которые могли подточить его отвагу. Внезапно Просперо пришлось остановиться. Он стоял около камбуза. Огонь был погашен, и холодные котлы стояли на плите, окруженной для защиты палубы от огня железным листом. Перед Просперо маячила в темноте фигура старшего канонира, сидевшего на корточках между пороховым бочонком с одной стороны и ведром и бухтой каната с другой. В отличие от остальных членов экипажа, он продолжал трудиться, опуская руку то в бочонок, то в ведро.
— Что делаешь? — осведомился Просперо. Человек вскочил на ноги. Это был Диомед, старый, низкорослый грек, гибкий как обезьяна, умелый пиротехник и баллистик.
— Фитили, господин.
— Фитили? — само это слово, подобно фитилю, поджигающему порох, подтолкнуло мысль к лихорадочной работе. После длинной паузы Просперо заговорил вновь. — Пошли со мной, — сказал он и зашагал на корму.
Подняв тяжелый кожух, закрывающий дверь в каюту, он ступил в круг света от лампы, подвешенной к потолку. При его появлении дон Алваро, прикорнувший на диване, проснулся и встал.
— Какое бы решение вы ни приняли, — сказал он, — мне пора отправляться на «Имакуладу».
— Секундочку, — Просперо решительным жестом вернул его на диван и обернулся к греку, который, шлепая босыми ногами, вошел вслед за ним.
— Какой самый медленный фитиль ты можешь сделать?
— Самый медленный фитиль? — Грек почесал седую голову. На его лице четко проступила сетка морщин. — Я мог бы сделать фитиль длиной пять ярдов, который будет гореть минуту.
— Или десять ярдов — две минуты?
— Да. Или более длинный, господин, но гореть он будет с той же скоростью.
— Я могу положиться на твои слова? Готов ли ты ручаться головой, что фитиль не сгорит раньше? Диомед на миг задумался.
— Да, господин.
— Сколько времени тебе потребуется для изготовления сотни ярдов такого фитиля?
Грек опять задумался, подсчитывая.
— Три часа, — сказал он, — если дадите человека в помощь. Не больше трех часов.
— Бери столько людей, сколько хочешь, но сделай. Сейчас почти полночь. Рассветет меньше чем через пять часов. Я могу дать тебе четыре часа и ни мгновения больше.
