— Мне говорили, что Англия и Испания сейчас пребывают в мире.
— Да, сеньора, мир был заключен. — Домингес, казалось, не осознавал еще значения сказанного.
— Тогда не о чем спорить. Но поскольку я не нашла гостеприимства в вашем доме, пойду искать более приветливый.
Домингес нахмурился, задумавшись.
— Прошу вас остаться, сеньора, до приезда моей дочери.
Елена решила принять его не слишком приятное для нее приглашение. Хотя у нее имелось достаточно денег, но неизвестно, как долго ей придется жить на них. А продавать свои драгоценности здесь, в Диу, она не собиралась.
Ей оставалось только ждать. Елена сдерживала себя, как могла. Сидя на берегу, пока дети играли, размышляла над тем, что готовит ей будущее. Ее жизнь резко изменилась к худшему со дня смерти Акбара. Раньше она никогда не испытывала не только страха за себя, но даже и беспокойства.
Теперь все в прошлом. Ее глодало предчувствие, что Уильям не вернется. Оставалось только молиться, чтобы Изабелле удалось добраться к ним целой и невредимой.
А тут еще приходилось иметь дело с домочадцами Домингеса. Она была всегда на виду, и времени для раздумий не оставалось. Ей во всем чинили трудности. Ни донья Маргарита, ни дон Педро не могли простить, что Изабелла оказалась в смертельной опасности.
Однако донья Маргарита все же оставалось женщиной и к тому же бабушкой. Она беспокоилась о своей дочери, ненавидя и презирая грубого индуса, каковым считала Уильяма, но ей трудно было противиться зову сердца, глядя на внуков.
Дон Педро — другое дело. Глядя на детей, он видел только раджпутских выродков Уильяма. Когда же он смотрел на их опекуншу, видел только женщину, которая однажды отвергла его с презрением.
— Сеньорита Блант, — обратился он к ней, застав одну на террасе своего дома, когда та смотрела на пролив, наблюдая за паромом, соединяющим остров с материком. — В последнее время ситуация изменилась.
Елена слева направо окинула взором окрестности.
— Я вижу мало изменений, дон Педро.
Он топнул ногой в гневе.
— Я имею в виду ваше положение. Ваш племянник в немилости, а может быть, уже и мертв.
— Сомневаюсь в этом, — огрызнулась она.
— Посмотрим. Но если это так, то, возможно, и моя дочь умерла с ним, а значит, у меня есть право забрать у вас моих внуков.
Елена не смогла сдержать вздоха.
— Поскольку вы откровенно ненавидите их, это было бы преступлением, таким же гнусным, какое только новый Могол мог бы совершить, — сказала она.
— Что преступление, а что не преступление, все это относительно, сеньорита, — засмеялся он. — Я, например, считаю преступлением, что такая женщина, как вы, никогда не делила постель с мужчиной.
— Вы не достойны вашей жены, сеньор, — сказала она.
— Но достоин вас, моя дорогая Елена. — Он схватил ее руку. — Я хочу вас. Я ни одной женщины не желал больше, хотя прежде не пытался понять этого.
Елене стало трудно дышать.
— Шесть лет назад я отвергла вас, сеньор.
— Шесть лет назад, в силу своего положения, вы могли это сделать. У вас за плечами было могущество Акбара, а сейчас — ничего. — Он наклонился к ней. — Я буду обладать вами, Елена. Или заберу детей и вышлю вас, голой и связанной, на месть Могола. Он будет доволен получить дочь Бланта, разве нет?
От этих слов в ее жилах кровь похолодела.
— А если я покорюсь вам?
— Тогда вы сможете забрать детей туда, куда захотите, и держать их там, пока я не захочу увидеть их снова. Сейчас они отвратительны мне.
Елена печально смотрела на него. Она была уже почти готова пожертвовать собой — последним, чем владела, но не знала, можно ли поверить его обещанию.
Он прочитал на ее лице готовность уступить, однако у него также имелось слабое место.
— Мне бы не хотелось, чтобы донья Маргарита знала об этом, — произнес он.
— А если Блант-эмир узнает об этом насилии, будьте уверены: вы мертвы, — парировала она.
Он нахмурился:
— Блант-эмир мертв.
— Возможно, — ответила она. — Тем не менее вы должны поклясться, что, какие бы известия ни пришли из Лахора или из Агры, вы не будете пытаться отнять у меня детей.
Дон Педро глубоко вздохнул.
— Если я сделаю это, вы по доброй воле придете ко мне в постель?
Елена холодно улыбнулась:
— Будет безопаснее, если вы станете приходить в мою, сеньор.
Так Елена принесла себя в жертву ради любимых ею детей. Она не сомневалась, что их судьба все еще была в руках человека, который их ненавидел. Но все оказалось слишком запутанным. Поскольку все в ее жизни перевернулось вверх дном, этот акт самопожертвования даст хоть какое-то, пусть дьявольское, но удовлетворение. Вдруг ей это даже понравится? Улыбаясь, он раздвинул ей ноги, рассматривая ее обнаженное тело, изгибавшееся в некоем промежуточном состоянии между агонией и экстазом.
Миновали шесть недель томительного ожидания, когда пришли наконец известия.
Семью Домингеса пригласили в дом губернатора.
— Приехал гонец от Могола, — объявил тот, трясясь от страха. — Требует детей.
— Вы имеете в виду, что мятеж окончился неудачей? — спросил дон Педро.
Елена не могла вымолвить ни слова. Новость потрясла ее.
— Полное поражение! — воскликнул дон Энрике. — И, мой Бог, Джахангир мстительный человек.
Наконец Елена собралась с духом и произнесла:
— Скажите мне, что случилось, молю вас.
— Армия принца дезертировала, а главные его соучастники взяты в плен. Я даже не знаю, как сообщить вам обо всем.
— Говорите, — умоляюще сказала Елена.
Дон Энрике вздохнул.
— Принца лишили глаза. Только одного глаза, чтобы он смог увидеть, какая кара уготована его соратникам. Говорят, он будет заключен в тюрьму на всю жизнь. Но я не сомневаюсь, что он уже задушен. Потом Могол посадил на кол триста мятежных офицеров.
Донья Маргарита обеими руками схватилась за горло.
— А Уильям? — Елена едва нашла силы произнести это имя.
— Бланту была уготована иная судьба.
— О, Бог мой... — только и смогла вымолвить Елена.
— А моя дочь? — спросил Домингес.
Дон Энрике вздохнул.
— Я не в силах произнести это.
— Я настаиваю.
— Ее тоже посадили на кол. При всем народе.
Все с изумлением посмотрели на губернатора. Раньше они никогда не слышали, чтобы на кол сажали женщину.
— Уильям тогда был еще жив? — спросила Елена.
