Похоже, спорить с ней бесполезно. Роберту стало казаться, что единственным разумным членом его семьи, кроме него самого, оставался Адриан, долгое время высмеиваемый как неудачник. И, конечно же, Моника. Они поженились весной, к тому времени она была уже беременной. Своего сына Баррингтоны назвали Джеймсом в честь его деда.
Роберт был по-прежнему доволен финансовым положением торгового дома. Он знал, что империя в целом живет под бременем огромной контрибуции, наложенной варварами, но это мало касалось его бизнеса. Дом платил таможенные пошлины и другие налоги, как это и было всегда; что происходило с деньгами после того, как они покидали его контору, его не касалось. Его радовало, что варвары или во всяком случае некоторые из них начали вырабатывать более цивилизованный взгляд на перспективы развития Китая. Так, американцы объявили, что они направляют свою долю контрибуции на основание университета в Китае.
Что касается династии, то и она, похоже, вступила в цивилизованный старческий период. «Боксеры» были последней попыткой Цыси утвердиться и изгнать варваров. Роберт знал, что больше никогда не будет близок с ней. По слухам из Пекина, Старый Будда неимоверно располнела. Она могла, как всегда, быть одержима каким-нибудь новым заговором, порожденным ее хитроумием, но он почему-то сомневался в этом, чувствовал: Китай входит в новую эру, и надеялся, что вступит страна в XX век в новом качестве.
Времена перемен ознаменовались смертью Ли Хунчжана вскоре после окончания восстания, затем в 1903 году от астмы скончался Жунлу. Ли был очень стар и изнурен упорным трудом на благо династии, однако Роберт подозревал, что Цыси вздохнула с облегчением по поводу его кончины, так как они редко приходили к единому мнению, обдумывая пути выхода из различных кризисов, случавшихся при ее правлении, хотя в конце концов она всегда отдавала должное его мудрости.
Без сомнения, она гораздо глубже переживала смерть ее старого друга и любовника, человека, спасшего ей жизнь в 1862 году, когда дядья императора Сяньфэна вознамерились ее убить. Но Жунлу также с годами старился, хотя и был ровесником императрицы. Она же казалась вечной, но ей некем было заменить своих старых паладинов. Судя по всему, ее новый главный министр, принц Цин — принцу Дуаню пришлось покончить жизнь самоубийством по требованию варваров, — хотя и был членом императорского двора, но не отличался ни решительностью, ни талантом.
Роберт в глубине души ожидал вызова в Пекин, особенно когда Роберт Харт ушел в отставку. Но вызова не последовало, Цыси не могла заставить себя простить его — или, возможно, опасалась его влияния. И он был доволен, что его оставили в покое, дали жить своей жизнью по собственному выбору и находил большое удовольствие и радость от своего положения. Он обожал свою юную жену, которая с годами стала зрелой красивой женщиной и образцовой матерью, хотя больше не могла зачать.
Она время от времени переписывалась с родственниками в Бельгии и заверяла, что здорова и счастлива; те, похоже, смирились со всем происшедшим и были спокойны за ее судьбу.
Он все больше доверял Адриану и не обращал внимания на слухи о том, что творится за закрытыми ставнями дома его брата. И если бы ему еще удалось убедить Викторию выбрать мужа и начать правильную жизнь, не осталось бы никаких проблем. Между тем на его глазах Мартин вырос в симпатичного подростка, который был в восторге от своего маленького кузена Джеймса. Однако Роберту не чуждо было ничто человеческое, и он иногда вспоминал рассказы, которые слышал о предыдущем полукровке Баррингтоне, командовавшем тайпинскими армиями в войне против собственной семьи, и мысли его возвращались к отцу Мартина. Но этот персонаж не давал о себе знать, а Мартин никогда не беспокоил окружающих мятежностью натуры, он рос послушным ребенком.
Мать же его не расставалась с надеждой воссоединиться со своим любовником.
В начале 1907 года в возрасте семидесяти пяти лет умерла Джоанна — последний свидетель бурных событий середины XIX века. Но для Виктории она значила гораздо больше, нежели свидетель той истории. Джоанна была не только первым человеком, с кем она поделилась своей тайной, но они также и разделили тот незабываемый ужас резни в Порт-Артуре. С той поры рассудок Джоанны угас, пораженный утратой любимого ею Артура, и ее сознание озарялось только в присутствии племянницы.
Смерть Джоанны заставила Викторию задуматься. Она поняла, что Роберт прав и ей следует подумать о своем будущем. Она уже тринадцать лет ждала, что Тан вернется в ее жизнь или хотя бы пришлет весточку, а также ловила известия о Сунь Ятсене. Она слышала о нем время от времени, но всегда — о его деятельности за пределами Китая. Теперь ей было уже тридцать три. Молодость осталась позади. Так же, как и ее юношеское приключение. Оно было столь романтическим, смелым, революционным... и таким скоротечным! Мартину скоро исполнится тринадцать. Он никогда не задавал вопросов о своей доли наследства. Ему этого и не требовалось. Он был сыном и наследником Роберта Баррингтона... как он считал. Мальчик помнил свою «мать» и горевал о ее смерти, правда, никаких вопросов об этом не задавал, но чувствовалось, собирался при случае.
Что же до его «тети»... Виктория не сомневалась, что он любит ее, поскольку они были очень близки в последние годы. Как горячо она желала большего! Сколько раз она была близка к тому, чтобы открыть ему правду, и всегда ей хватало разума и выдержки не сделать этого. Но будущее сына беспокоило ее. Роберт до сих пор ни словом не обмолвился о том, что у него на уме, к обоим мальчикам отношение было совершенно одинаковое, даже со стороны Моники. Виктория понятия не имела, знает ли Моника правду, хотя, судя по тому, как Роберт обожал свою жену, как откровенен с ней был, подозревала, что та обо всем осведомлена. Но в любом случае Моника и Роберт имели сына, родного сына и к тому же чистокровного европейца, а не приемыша от отца революционера. Вероятно, у них не возникало ни малейшего сомнения по поводу того, кто истинный наследник Баррингтонов.
Виктория и в мыслях не держала желания выступать против своего брата или посягать на права маленького Джеймса. После смерти отца она выжила только благодаря сообщению, полученному сразу после его похорон, к ужасу Адриана, что Роберт все-таки жив и возвращается домой. Все, чего она хотела, — это полноценной и обеспеченной жизни для Мартина.
Именно это она собиралась обсудить с Робертом в ближайшее время, но Виктория знала, что в этом случае ей также придется обсуждать с ним и свое собственное будущее. Итак... посмотрим правде в глаза. Прав ли брат, что ее жизнь потрачена впустую?! Действительно ли слишком поздно все начинать сначала? Скандал теперь уже в далеком прошлом... но она не могла быть уверена, не начнется ли все сначала, если ей удастся встретить подходящего в мужья человека.
Предположим, такой мужчина существует. Ее до сих пор провожают взглядами на улице, но поклонники уже больше не заходят в их дом. Мисс Виктория слыла эксцентричной особой, без сомнения, о ее порочности и беспутной личной жизни ходило столько же слухов, сколько об Адриане или о Роберте в последние годы: нескончаемые разговоры шли о том, как хозяин дома использовал «боксерское» восстание, чтобы похитить для себя невесту-бельгийку — еще школьницу.
Однако принять решение было необходимо, вот только бы она смогла. Между тем она жила своей привычной жизнью, занималась делами дома своего брата — Моника не пыталась претендовать на ее привилегии: витала в своих мечтах. Так продолжалось до того самого утра, когда она пошла на шанхайский рынок, как всегда одна, так как считала, что не нуждается в сопровождении слуги после вступления в тун, и в мясных рядах увидела Цин Саня.
Виктории показалось, будто сердце у нее дрогнуло; на какое-то время она утратила способность соображать. Цин Сань подождал, пока не убедился, что она его увидела и узнала, затем повернулся и двинулся в толпу. Он знал: она последует за ним. Виктория заплатила за покупки, трясущимися пальцами отсчитывая деньги, и пошла, стараясь вести себя естественно, улыбаясь и кивая знакомым, к той навсегда запомнившейся улице.
На улице никого не было, кроме собак и мальчишек, которые уставились на женщину варваров с неприкрытым удивлением; ни один из них еще не родился, когда она проходила здесь в предыдущий раз. Она прошла мимо них и свернула за угол. В нескольких метрах ее ждал Цин Сань.
— Я думала, ты мертв, — сказала Виктория.
Он оскалился:
— Я служу туну. Так же, как и вы, мисс Виктория. Здесь кое-кто хочет поговорить с вами.
Он открыл дверь и вошел в дом.
