— Это из-за тебя я чуть не утоп, — разозлился я.
— Сам же просил — помоги да помоги, — пожал плечами Гриша. — Я и помог.
— А её из-за меня прогнали с работы, — расстроился я.
— Ну и правильно сделали, — сказал Гриша. — Если каждый день начнут топиться, знаешь, что будет?
— Нет, неправильно, несправедливо, — кричал я. — Неужели ты не понимаешь?
Гриша поглядел на меня с удивлением и миролюбиво сказал:
— Пусть несправедливо, но теперь ничего не исправишь. И потом, какое тебе дело до неё. Ты в бассейн не ходишь, и всё.
— Это я виноват, — упрямо повторял я. — Из-за меня она не работает. Понимаешь?
— Понимаю, — наконец дошло до Гриши. — Но что ты можешь сделать?
— Не знаю, — выдохнул я.
— А я знаю, — ответил Гриша. — Ничего ты не можешь сделать. Поехали лучше домой. Я думаю, что мои собачки ждут меня не дождутся.
Мы перешли на другую сторону улицы и сели в автобус. Пока мы гонялись за невидимыми собаками, успело стемнеть. А когда мы добрались домой, был поздний вечер.
Гриша оказался прав. У подъезда его ждали собачки. Они тихо скулили.
Сперва Гриша собирался им устроить выволочку за то, что они заставили нас понапрасну бегать за собой. Но Уголёк и Кнопка с такой неподдельной радостью встретили своего повелителя, что Гриша, растрогавшись, сменил гнев на милость.
— Небось, за кошкой гонялись? — пробурчал Гриша для порядка. — А надо было за кем? За Андреем. Эх вы, следопыты.
Наших противников нигде не было видно. Они, наверное, уже первые сны видели.
Гриша повёл своих собачек в подвал — укладывать спать.
Я поднялся на лифте домой.
Родители ещё не спали. Папа боролся со сном в кресле перед выключенным телевизором. Мама сама с собой играла в карты на диване.
Вообще, с тех пор как я стал обыкновенным ребёнком, папа и мама с нетерпением ждали меня домой, беспокоились, когда я долго не приходил. Раньше они считали, что со мной всё в порядке. Теперь они волновались, как бы со мной чего не случилось.
— Ну, снова пришёл весь мокрый, хоть выкручивай, — сердито сказала мама.
Папа открыл глаза и с иронией произнёс:
— Но зато он счастлив.
Усталость вдруг навалилась на меня с такой силой, что мне лень было рот раскрыть. Я только кивнул, соглашаясь со всем, что говорят родители, сбросил мокрую одежду и нырнул в постель.
Тут усталость припечатала меня на обе лопатки к кровати, и я провалился куда-то глубоко- глубоко.
ДНИ СВОБОДНОГО ВРЕМЕНИ
Мы с Гришей гоняли на улице с утра до вечера. Теперь у меня были уже не жалкие два часа свободного времени, а целые дни свободного времени.
Но иногда я отключался. Вокруг меня всё исчезало, всё пропадало. И неожиданно передо мной появлялись лица Янины Станиславовны, Валентины Михайловны и Льва Семёновича. У всех у них был такой несчастный вид, что мне хотелось реветь.
Я чувствовал, что всем им причинил боль.
Я зажмуривал глаза, чтобы не видеть их лиц. Но получалось наоборот. Когда я зажмуривал глаза, я видел лица моих учителей ещё лучше, ярче, как будто они стояли совсем рядом и глядели на меня в упор.
— Ты чего стоишь, как столб? — крикнул Гриша. — Я тебе дал пас, а ты?
Я очнулся. Оказалось, что я стою посреди площадки. Я махаю клюшкой, а шайба уже у нас в воротах.
Команда соперников вопит от радости и хохочет надо мной. И наша команда от огорчения готова меня съесть вместе с клюшкой.
— Я задумался, — тихо сказал я и почувствовал, как запылали мои щёки.
Хорошо, что на дворе стоит мороз, я разрумянился от игры, и потому никто из ребят не заметил, что я покраснел.
— Начинаем с центра, — кричит Гриша.
Мы играем в хоккей. У нас всё настоящее, как у настоящих хоккеистов. У нас настоящая площадка, правда, поменьше, чем у мастеров, настоящий лёд (это точно!), почти настоящая форма. Только вместо шлемов — зимние шапки. Если упадёшь на лёд, шапка тоже неплохо предохраняет голову.
Играем мы без коньков и без судей. Так интереснее.
Я снова получаю пас от Гриши, обматываю одного игрока, ко мне бросается защитник. Но я вижу, что Гриша оказался неприкрытым у самых ворот противника. Я проталкиваю шайбу другу. Тот забрасывает её в ворота.
Нас с Гришей окружают ребята. Меня тормошат, хлопают по плечу, пихают, нахлобучивают шапку на глаза.
Я вижу, как сияет Гриша. Он что-то кричит мне. Но из-за шума я не разбираю слов. Да что там разбирать, и так всё ясно. Гриша доволен мной.
Команда соперников начинает с центра и бросается в атаку.
А передо мной вдруг всплыло грустное лицо Льва Семёновича, и я услышал его голос: 'Молодой человек, вы играете отлично. Но у вас есть один недостаток — вы избегаете силовой борьбы. А без силовых приёмов с канадскими профессионалами на равных не сыграешь. Сейчас я вам продемонстрирую один силовой приём. Глядите внимательно…'
Я загляделся на Льва Семёновича и сам растянулся на льду. Надо мной склонился разгневанный Гриша:
— Опять задумался?
— Нет. — Я ощупал голову, на которой не было шапки. — Я, кажется, получил травму.
— Смена! — крикнул Гриша.
Из-за деревянной перегородки с клюшкой наперевес выскочил заждавшийся мальчишка в рыжей шапке-ушанке. Вместе с Гришей они помогли мне подняться, на клюшке подали шапку. Я надел шапку и ушёл с площадки.
У нас смены не как в настоящем хоккее — на одну-полторы минуты. У нас как сменили, так уж до конца игры.
Теперь я гляжу, как играют мои товарищи, и могу думать о чём угодно. Вновь передо мной возникает Лев Семёнович.
'Всё было превосходно, молодой человек, — восклицает учитель, потирая руки. — Однако вы поторопились пойти на сближение с соперником, потеряли равновесие и потому упали. Вот поглядели бы вы, как выполняет силовые приёмы мой ученик Роберт Полозов'.
Стоп, спохватился я, Роберт Полозов. Как я о нём раньше не подумал. Это же идея.
Как раз окончился матч, болельщики окружили Гришу и нашу команду. Мой друг силился выглядеть серьёзным, но улыбка распирала его щёки.
Я сразу догадался: мы выиграли.
По дороге домой я посвятил Гришу в свой план.
— А зачем это тебе? — удивился Гриша.
— Понимаешь, он расстроился, огорчился, — стал объяснять я. — А ведь он уже пенсионер, старый человек, у него больное сердце… Понимаешь?
