Тысячелетний город Хемена – колыбель культа Тота, египетского бога знания. Там Тот высидел космическое яйцо, чем положил начало сотворению мира. Спустя множество лет в греческой культуре Тот воплотился в Гермеса, а город назывался теперь Гермополис. Еще позднее он получил название Аль-Ашмунан.
Мои познания в географии не произвели на Исаака никакого впечатления.
Он изучающе разглядывал меня, скрестив руки на груди, серьезный и задумчивый.
– Все это правда? – вдруг спросил он.
– Что правда?
– Про Лазаря.
– А что с ним?
– Он мертв? – почти выкрикнул он. – Ты ведь наш местный составитель некрологов, верно?
Значит, он знает, что я не Симона. С кем-то успел переговорить? Может, с Вашти?
– Танатолог, – поправил я его. Смерть как переходное состояние. Между философом и следователем большая разница. Исааку, конечно, было все равно. Я сказал ему все это и, конечно, сказал, что Лазарь мертв.
Его лицо сразу приобрело кислое выражение.
– А мир? Объясни это мне.
Я подтвердил его худшие опасения.
Он смотрел на меня, слушал внимательно и время от времени задавал вопросы, какие мы задаем обычно человеку, если надеемся, что он врет. Эй, парень, разрази меня гром, если я вру. Исаак это почувствовал. Он смотрел на восток, на спокойное течение Нила. Колыбель цивилизации – искусственной цивилизации ГВР, но цивилизации – была полна обычной дневной суетой, по берегам туда и сюда сновали тысячи людей.
Он горько вздохнул.
– Уничтожь мир, уничтожь другой, уничтожь уничтоженное, – произнес он.
Ничего подобного я не слышал раньше.
– Цитата из Суфия?
– Что ты здесь делаешь? – ответил он мне на это. – Тебе что, нечем заняться?
Все зависело от того, видел ли он Пейса.
– Послушай, – сказал он.
Евангелие от Исаака… 'Однажды в жаркой пустыне один человек, стоя на четвереньках, раскапывал раскаленный песок. Мимо на верблюде проезжал его друг.
– Что ты делаешь? – спросил его друг.
– Я потерял золотую монету, – ответил человек.
– Тогда я помогу тебе.
Друг слезает с верблюда, и они принимаются просеивать песок в надежде, что в нем вот-вот блеснет золото. Долго в полном молчании они прилежно работали. Наконец, почесав в затылке, друг спросил:
– А ты помнишь, где в последний раз видел монету?
– Конечно помню, у себя дома..
– У себя дома? Тогда почему бы не поискать ее там?
– Потому что в моем доме темно, – ответил человек. – Как я найду ее там?'
– Ладно, – сказал я, – и что, черт возьми, все это значит?
– Сам догадайся, – посоветовал он и ушел. Никогда раньше мы с Исааком не разговаривали так долго. Пожалуй, это был не только самый длинный, но, возможно, и самый вежливый наш разговор.
Я слышал, что друзья – это наше зеркало. Не знаю, хорошо это или плохо, но нас привлекают люди, чья личность напоминает нам нас самих. То же и с врагами. Странные у меня зеркала в таком случае. Чем больше я вглядываюсь в них, тем больше мне кажется, что я живу в комнате смеха.
Последней в моем списке была Шампань. Пустая, высокомерная Шампань. Она приняла мой вызов и, как только я появился, принялась кричать на меня. Мне только этого и не хватало.
Я ничего не мог понять.
– Ну давай же, жми, а я буду дышать!
Что такое она несет? Она вцепилась в меня обеими руками, трясла, куда-то тянула.
– Он задыхается!
Позади нее с кушетки свешивалось безвольное тело, Тай с трудом дышал, глаза у него остекленели. В крови у него уже было слишком много углекислого газа. Нехватка кислорода. Баланс нарушен, навряд ли он выживет. Кожа стала уже синеватого цвета из-за цианоза. Больше всего я боялся именно этого. Еще один из нас умирает, а я ничем не могу ему помочь.
Шампань зажала ему нос и прижалась губами ко рту. Она вдувала воздух ему в легкие, а я нажимал на грудную клетку. Пятнадцать нажатий после каждого вдоха.
Ничего не изменилось.
