находка.
Каждый из нас был явно заинтересован другим, у нас было много общего, и мы оба жаждали горячего поцелуя. Он очень напоминал Дель Торо (и актера, и того, что предпочел мне блондинку), но был выше ростом и крепче, чем те. Его объятия своей силой и охватом напоминали объятия медведя, и однажды я почувствовала такую слабость, когда он обвил меня руками, что мне захотелось вот так, в его объятиях, прожить всю жизнь. Когда мы болтали по телефону, он приводил меня в такое волнение, что меня это даже стало бесить. Он был соблазнительным и интересным, но у него был язык без костей, он был очень открытым, но все время ругался матом. Короче, был еще тем типом.
У меня было два варианта, как себя повести, и я сделала неправильный выбор. Но скорее по привычке, а не по желанию. Я могла ясно показать, что он мне нравится, и что я желаю более глубоких отношений. Я могла быть нежной и чуткой, чего так жаждала моя душа, быть искренней, но нет. Я умирала от страха, что он мне нравится, а я могу не нравиться ему, что я полюблю, а он может не полюбить, восхищаюсь им, а он не восхищается, боялась быть верной, потому что он может изменить, боялась, что буду преданной, а он не станет заботиться обо мне, боялась открыться ему, потому что он может меня бросить. Короче говоря, меня обуял сильный, детский и нелепый страх. Я хохотала от любого его слова, болтала без умолку и ругалась – в общем, обращалась с ним так, будто каждую секунду готова наброситься на него, а потом все рассказать подружкам. Я не воспринимала его всерьез.
Однажды, после того, как я раскаялась в том, что притворялась бывалой красоткой, я попробовала снова разжечь его интерес, но опоздала. «Кика, поначалу мне очень хотелось иметь отношения с тобой, но потом ты мне ясно дала понять, что я всего лишь очередной в твоем бесконечном списке, а я ищу совсем других отношений», – изрек он. Господи, какая же я была дура! Ясное дело, что сразу после этого он влюбился, потому что богатые мужчины не теряют времени даром, а я потеряла возможность прожить жизнь в его медвежьих объятиях. Слава богу, что я так убедительно пишу. Из всего этого хотя бы получилась хроника для «VIP», хотя она и была опубликована слишком поздно.
В пучине любви
Я решила побыть одна как можно дольше. Но, естественно, не выполнила своего обещания. После моего последнего провала, который случился из-за моей исключительной неспособности строить отношения, не саботируя их и не провоцируя любимого, я решила подождать, пока все уляжется (особенно во мне), и лишь потом бросаться в новую пучину.
Мой экс-возлюбленный был отличным парнем, общительным, милым и привлекательным, с хорошими намерениями, но я издевалась над бедняжкой. Я чувствовала такую злобу, что она изливалась на любого, кто оказывался рядом (кроме моих дочек). Поскольку Крис в то время находился ближе всех ко мне, я изливала на него всю горечь, что текла по моим венам. Это было решительно неплодородное время для любви и здоровых отношений с кем бы то ни было, а против него я ничего не имела, ведь он всегда был нежен со мной. Но он же был единственным каналом, по которому моя агрессивность могла транслироваться безнаказанно. Если бы я сказала Марку Антониу или Арану, своим начальникам, то, что я так хотела сказать, меня бы уволили в ту же секунду. Если бы я говорила со своим отцом с той враждебностью, которую он у меня вызывал, я бы получила оплеуху или испортила наши отношения вконец. И я никогда не стала бы издеваться над своими дочерьми, хотя они очень часто доводили меня до бешенства. Поэтому у меня не было никого, кроме Айлин и Криса. С Айлин приходилось быть помягче, ведь она была последней моей подругой с тех пор, как я стала грубой и обидела всех остальных. Вот поэтому оставался один Крис.
Я его обожала, но не была влюблена в него. И вообще не была способна испытывать к кому-либо что-то серьезное, потому что в этой кутерьме из эмоций меня и так тошнило каждый день после очередной дозы терапии. Со мной невозможно было договориться, и самым правильным для меня было бы сидеть тихо в своем углу, потому что любому, кто приближался ко мне, я тут же устраивала головомойку.
Я пробыла одна в течение двух месяцев, и снова начала влюбляться. Я влюбилась в журналиста, намного старше меня, к которому я чувствовала глубокое интеллектуальное уважение, секс с которым был замечательным, но бесперспективным. Он был более сумасшедшим, чем я, только что развелся после десяти лет брака, и уже меньше, чем через месяц, он был со мной. Он, после развода, обвиненный в том, что бросил жену; я, привыкающая к лекарствам и дышащая огнем на всех, – из этого не могло выйти ничего хорошего. Ему было пятьдесят лет, и даже при том, что он очень хорошо сохранился для своего возраста, он был из другой эпохи. У него был сын-подросток, свой дом и фургончик, а я все еще бегала на танцы, напивалась и мечтала о большой любви. Он уже лысел, и у него появлялся животик, что облегчало задачу представить его в старости. И, несмотря на идеальные любовные игры, ему уже трудно было выделять тестостерон. Как я могла быть счастлива с мужчиной, которому оставалось не более двух-трех лет сексуальной пригодности? Эти вопросы мучили меня, пока длился наш роман, и я отлично знала, что будущего у этого романа нет.
В те дни я познакомилась с Зе (Жозе).
Я все еще была корреспонденткой «VIP», и мне настолько надоела работа, что любая новая затея переполняла меня радостью. Новое руководство назначило меня ответственной за запись ролика для радио