Берег был пуст. Только марабу сидели на ветвях баньяна, точно мрачные предвестники какой-то беды. При виде этих кладбищенских птиц мороз пробежал у него по коже.
– Стоп, машина! – приказал капитан.
Гул машины прекратился. Канонерка прошла по инерции еще сотню метров и мягко ткнулась в песчаный берег.
Капитан подошел к Тремаль-Найку, который стоял, вцепившись руками в фальшборт.
– Никого? – спросил он.
– Никого, – ответил Тремаль-Найк.
– Тогда мы захватим их в самом логове. Тебе известен вход?
– Да, капитан.
– Он не будет перекрыт?
– Думаю, нет, если они не ждали здесь нас.
– Тогда на берег!..
– Еще два слова, капитан. Я пойду первым. Меня здесь знают и свободно пропустят. Когда услышите свист, идите за мной.
Проговорив это, он тут же, как безумный, устремился к баньяну и быстро взобрался по стволу. Добравшись до дупла, он, не раздумывая, спрыгнул вниз.
У подножия лестницы горел факел, рядом с ним стоял туг с карабином в руке.
– Приветствую тебя, – сказал ему Тремаль-Найк. – Как дела в подземельях?
– Все в порядке.
– Как моя Ада?
– Ждет в пагоде свадебный подарок, – с какой-то зловещей улыбкой проговорил туг.
Он подошел к огромному барабану, висевшему справа, и мерно ударил три раза. Вдалеке из подземных галерей, послышались, три ответных удара.
– Тебя ждут, – сказал часовой, подавая ему факел.
– Тогда умри!..
И быстрый, как молния, Тремаль-Найк нанес ему удар кинжалом в грудь. Душитель упал, не издав даже крика.
Тремаль-Найк оттолкнул труп ногой и свистнул. Капитан Корихант и его солдаты бесшумно через баньян спустились к нему.
– Путь свободен, – сказал индиец.
– Где моя дочь? – спросил Корихант сдавленным голосом.
– Она в пагоде, в самой большой пещере.
– Вперед!.. Ружья наизготовку!.. – отдал приказ капитан.
– Нет, я сам пойду впереди, – сказал Тремаль-Найк. – Так мы захватим их легче.
– Иди. Мы двинемся за тобой, – согласился Корихант.
Переведя дух, чтобы хоть немного избавиться от волнения и снедавшей его тревоги, Тремаль-Найк решительно бросился вперед. Его переход по длинным и запутанным коридорам продолжался еще минут десять. Никто из тугов не встретился ему на пути.
Двенадцать мерных звучных ударов один за другим раздались в подземельях, когда, тяжело дыша, он добрался наконец до пагоды.
Странное зрелище предстало его глазам.
Под сводами пагоды блистало великое множество ламп, которые заливали ее потоками голубоватого мертвенного света. Еще страшнее и причудливее выступали в этом свете скульптуры богов вдоль стен, еще ужасней возвышалась зловещая фигура Кали.
Прямо под ней, рядом с беломраморной чашей, в которой плавала священная рыбка из Ганга, на шелковой подушке сидел Суйод-хан. Неподвижный, бесстрастный, он был задрапирован в широкую накидку из желтого шелка, многочисленными складками ниспадавшую с него. И так же неподвижно, как статуи, в одних набедренных повязках, с арканами в руках, стояли вокруг него туги: одни чернокожие, как негры, другие оливковые, как малайцы, третьи бронзовые или желтые, как китайцы, но все с одинаковой татуировкой на груди.
Переведя дух, Тремаль-Найк сделал еще несколько шагов и остановился посреди пагоды, чувствуя на себе множество взглядов, прямых и острых, как кинжалы.
– Будь благословен, – сказал ему Суйод-хан со странной улыбкой. – Ты возвращаешься победителем или побежденным?
– Где моя Ада? – с тревогой спросил Тремаль-Найк.
Глухой ропот прошел по рядам тугов, им не понравился такой ответ.
– Терпение, – сказал главарь сектантов. – Где голова капитана?
– Хидар идет следом, и через несколько минут представит вам ее.
