– Сколько? – будто равнодушно спросил Белоштан.
– Много. Очень много, – веско произнес Псурцев. – Есть такса. С летальным концом – миллион.
– Ого!
– Никто просто так рисковать не будет… Но если я дам ему гарантии… может, обойдется и меньшей суммой.
– Согласен, – быстро сказал Белоштан. – Как раз Степин взнос. Пай в нашу компанию.
– Самооплата… – рассмеялся Псурцев. Неожиданно Пирий сказал:
– Не думал, что в нашем Городе есть профессиональные… – он запнулся, но Псурцев закончил спокойно:
– Убийцы?
– Итак, в Городе существует мафия! Почему не докладывал мне? Газеты писали об организованной преступности в Ленинграде, еще в других городах. Но чтобы у нас!..
– Ну какая же это мафия, – махнул рукой Псурцев. – Я же говорю: один тип у меня на крючке…
– Кто?
– Вам это не обязательно знать.
– И он один, без помощников?
– Повторяю, вас это интересовать не должно. Белоштан вдруг налил себе полную рюмку и опорожнил одним глотком, даже не почувствовав аромата коньяка. Слово «мафия» почему-то ужалило его.
«А мы не мафия? – подумал он. – Что бы сказали в Городе, если бы нас вдруг раскрыли? Конечно же назвали бы мафией. Ну и пусть, – решил, – разве дело в слове? Мафия – это не так уж плохо. Все-таки какой-то романтический ореол: мафия, мафиози… Гораздо лучше, чем бандит, преступник. Хотя каким словом ни называй, а суть одна. И сидеть нам в случае чего вместе: и полковнику милиции, и мне – директору фабрики, и самому мэру городу. Носить черные ватные бушлаты и ботинки из грубой кожи».
Белоштана замутило только от одной этой мысли, но, заметив, как весело улыбается Псурцев, как спокойно дует на ногти Пирий, он немного успокоился. Не пойман – не вор, а поймать их не так-то просто, точнее, невозможно. И все же…
– Мне думается, – строго посмотрев на довольные лица Псурцева и Пирия, с металлом в голосе произнес Белоштан, – это надо рассматривать как крайнюю меру. Следует сообща еще попытаться обработать Хмиза, убедить его, что он, вонючий козел, делает глупость. Если надо, пригрозить!
С ним согласились.
Степан вел машину уверенно и даже залихватски. Чувствовал, как любуется им Светлана, и срезал повороты, не снижая скорости, тем более что «девятка» с ведущим передним мостом позволяла это.
– Так пойдешь за меня замуж? – в который раз спрашивал Степан.
– А разве я не твоя?
Степан вспомнил, как переступила она порог его квартиры, как остановилась, кажется, растерянно и как он прижал ее к себе – податливую, но все еще напряженную.
– Моя, конечно, моя! В субботу распишемся.
– Ты на самом деле хочешь этого?
– Не представляю жизни без тебя.
– Но так быстро? Я и не думала… А потом, я слыхала, в загс надо заявление за месяц подавать.
– Нас распишут хоть сегодня.
– Неужели ты такой всесильный?
Степан вспомнил директора Дворца бракосочетания: черненькая, лет под сорок, с белым, будто навсегда напудренным лицом, страшно манерная, она как-то заскочила на базу с какой-то мелкой просьбой. Слава богу, все для нее сделал, а она еще строила ему глазки и оставила номер телефона, которым он так и не воспользовался. Интересно, какими глазами посмотрит на них со Светланой? Наплевать! Главное, не посмеет отказать.
– До всесильного мне еще далеко, – ответил он, – но брак, если я скажу, нам зарегистрируют сразу.
– Но у меня даже нет свадебного платья, а потом, ведь надо поставить в известность родителей.
– А что, они будут возражать?
– Нет, конечно.
– Позвони им сегодня вечером. Приедут на поезде, а платье до субботы будет готово.
– Как-то все это – словно по мановению волшебной палочки.
«А так будет теперь у тебя всегда, – хотел сказать Степан. – Все твои желания будут выполняться беспрекословно. Хотя, – подумал, – придется ограничиваться. Сейчас твои доходы, Степочка, накроются – профукаешь приобретенное, а дальше – как все… Скромный служащий…» Однако эта мысль не смутила. «Ничего, – решил, – живут же люди, и даже счастливо. Будет не хватать денег, пойду в кооператив, наконец в таксисты».
– Поехали, – сказал решительно. – А то еще дел невпроворот…
– В субботу! – вдруг радостно рассмеялась Светлана. – Неужели в субботу? А знаешь, милый, если
