Уточнять, что с этими словами легендарный персонаж из братства вольных стрелков задирал подол очередной девственнице, Денис не стал.
– Я про него не слышал. Кто это? – заинтересовался банкир.
– Казначей ордена тамплиеров, – не моргнув глазом, ответил молодой человек.
– Достойные слова, – уважительно произнес управляющий. – Чувствуется глубокий ум финансиста.
Не дождавшись ответа от собеседников, он продолжил:
– По уставу положено залоговый хлеб хранить на складах, имеющих договоры с банком.
На мгновение задумавшись, Денис предложил:
– Выдадите доверенность на заключение договоров залогового хранения нашему торговому дому. Нам все равно нужно зерно где-то складировать. При таком варианте статья устава нарушена не будет.
Вощакин заразительно рассмеялся:
– У вас на все готов ответ.
– Не забывайте о том, что предлагаем на три процента больше стандартной ставки.
– Все равно сумма велика, даже для нашего банка, – уже внутренне согласившись, со вздохом пожаловался банкир. – В любом случае нужно будет получать разрешение учредительного комитета. Они должны вынести заключение по векселям вашего торгового дома. Без этого – никак.
На стол переговоров был выложен козырной туз.
– А вы им передайте, уважаемый Фрол Спиридонович, – понижая голос, наклонился к собеседнику Денис, – что
Верно гласит народная мудрость: нет худа без добра. Жаркое лето, сгубившее значительную часть посевов, изо всех сил пыталось искупить свою вину. Сухая ветреная погода приводила зерно в товарные кондиции безо всяких механических ухищрений.
Владельцы хлебных амбаров, принимающие зерно на хранение и несущие убытки из-за резко уменьшившегося объема, пытались поднимать арендные ставки. Разочарование следовало незамедлительно: покупщики в жесткой форме ставили свои условия. Либо прежние договоренности, либо… Амбаров много – зерна мало.
На хлебных базарах царили схожие настроения. Привыкшие в урожайные годы диктовать свои цены, покупщики буквально рвали из рук друг у друга каждую подводу с зерном. Волна неурожая, набравшая ход в еще Европе, докатилась и до Самарской губернии.
Торги на хлебной бирже, лениво стартовавшие с девяноста копеек за пуд, через неделю напоминали пчелиный улей: заявки на продажу по цене полтора рубля разлетались как куличи в Пасхальное Воскресенье.
Базарные диалоги не отличались особым разнообразием:
– Степан, купон будешь брать? Весь обоз возьму.
– И почем за пуд даешь?
– По девяносто пять копеек.
– Тебе, Мирон, не сюда надо, а в птичьи ряды. Там курей много – вот их и смеши.
– Побойся Бога, земляк, хорошая цена… Э-эх, где наша не пропадала – рубль дам!
– Купцы Черниковы рупь и десять копеек дают. И за подвоз – особо.
– Так сколько ты хочешь, бисово отродье?!
– Рупь и тридцать копеек.
– Держи купон – забираю.
Накрыв хлебные регионы Российской империи, волна, продолжая набирать обороты, покатила обратно в Европу. Заголовки газет пестрели прогнозами голодной зимы. Паника нарастала… Зерна не было!!!
Самара. 25 сентября. 1896 год
В известной самарской ресторации собирался в основном деловой и чиновный люд губернской столицы. В обеденное время переполненный зал разделялся по интересам: в левой, солнечной стороне, окнами выходившей на центральную улицу, собирались купцы и промышленники, в правой – вели чинные беседы судейские и биржевики.
Очень редко встречались столики с беззаботными студентами – цены в ресторации кусались. Немногие могли позволить себе и отдельные кабинки. Одна из них была забронирована главой торгового дома «Н. Е. Башкиров с сыновьями».
– И откель он только взялся, бисов сын? – пробурчал, с натугой отломив ногу прожаренного гуся, старший Башкиров.
Дородный, багроволицый мужчина, одетый в светлую тройку добротного немецкого сукна, был одним из самых богатых людей Поволжья.
– Да бог его знает, Николай Евстрафьевич. – Собеседник Башкирова, не менее известный самарский мельник Шадрин, нацелился на оставшуюся ляжку. – Вроде бы из Уфимской губернии…
Худощавый, с острым носом и глубоко посаженными глазами, он мало чем уступал своему сотрапезнику в хитром искусстве торговли зерном.
– У меня на мельницу за три дня сто подвод всего зашло? – невнятно сказал Башкиров, вытирая салфеткой лоснящиеся от гусиного жира губы. – Да и у тебя, Александр Фролович, чай, не больше?
– Да откуда большему-то взяться? – Огорчение в голосе не мешало увлеченно разделывать копченую стерлядку. – Весь хлеб, чтоб им пусто было, под себя загребли.
– Не сиделось ему у себя, вылез на свет белый из своей берлоги, – продолжал жаловаться Николай Евстрафьевич, не забывая, впрочем, наполнять фужер дорогим испанским вином. – Чай, не мальчик уже.
– Так, по слухам, не он хозяйствует, – поделился сведениями Шадрин, наливая из того же графина, – а младший – Дениска.
– Да-а, хороший волчонок подрастает. – Башкиров ловко подцепил с блюда скользкого угря и окунул прямо в соусницу. – Ну ничего, скоро зубки-то подвыбьем…
Этой осенью у извечных соперников появился общий интерес: высокая цена на зерно не оставляла простора для привычных спекуляций, да и для собственных мельниц хотелось закупаться подешевле.
После того как открылись первые хлебные базары, неожиданно проявилась нерадостная картина: без того невеликий урожай почти вполовину был скуплен уфимским купцом Черниковым. И, что самое плохое, он явно не торопился его продавать. Цена на бирже взлетела до двух рублей за пуд и стремилась дальше.
Маклеры Калашниковской биржи, что в Петербурге, слали панические телеграммы – горели контракты с чухонцами и остезейскими немцами. Стоял фрахт по Волге, и владельцы барж грозились штрафами.
И вот неделю назад пришла первая хорошая новость – покупщики все-таки смогли набрать необходимый объем для горящих экспортных поставок. Осталось только перевезти его на баржи. Сегодня, скрашивая превратности купеческой судьбы сытным обедом, купцы ждали первого хлебного обоза…
В кабинет ввалился взмыленный приказчик Башкирова:
– Хозяин, подвод нема!
– Ты что несешь, дурень, как это – нема?
– Крестьянские Черниковым возят, а артельные не едут.
– То есть как не едут?
– Говорят, что арендованы уже. Но сами стоят – мух от лошадей отгоняют.
– Все артели?!
– Все, хозяин, до единой!
– Так перекупи, идиот!
– Сказывают, что штрафы большие в договоре прописаны. Если заплатим – то поедут…
Купцы переглянулись. В обычные годы урожай перевозился неспешно – по мере надобности. Но и тогда проблемы с транспортом возникали периодически: хлеб был не единственным товаром, требующим перевозки. В этом же году урожай оказался востребован весь. И сразу.
Вслух можно было ничего и не говорить: волчонок нанес удар с самой неожиданной стороны.
– Сколько штраф?
– Тридцать копеек с пуда. И семь – за сам подвоз…
На Калашниковской бирже появился новый хлебный экспортер – торговый дом
