пояса медный рожок. Он сказал в отверстие рожка:
– Центр!
– Да, слушаю! – раздалось из рожка.
– Немедленно смените часового с семнадцатой башни. Он сюда, оказывается, спать пришел.
– Ясно. Посылаю смену.
Человек на башне испуганно разинул рот.
– Простите! ~ закричал он. – Этого больше не будет!
– Дальше, – сказал Кноп. И лодка покатилась дальше.
За этой башней возле самой городской стены стоял большой дом с вывеской 'Оружейная мастерская'. У подъезда лодка остановилась, и Кноп с Максимом вошли в дом.
Там стоял ровный гул огромных машин. Из машин в большую воронку текла густая стекловидная масса. Из воронки она подавалась под пресс. И сквозь отверстие в полу сыпались вниз, на оружейный склад, готовые тугие луки, пучки оперенных стрел.
– Ну и древность! – сказал Максим. – Воюют, как при фараонах.
Рыжебородый ухмыльнулся, взял лук и стрелы и велел Максиму найти какую-нибудь цель. Максим выглянул в окно. Высоко над Зеленым Холмом парила черная точка – ястреб.
– Стреляй! – сказал вождь.
Максим натянул лук, спустил стрелу. Черное пятнышко закружилось в воздухе, как падающий осенний лист.
Оказалось, что из этого лука можно стрелять с закрытыми глазами: важно только назвать цель, стрела найдет ее сама. Можно поразить цель, ке видимую в темноте или скрытую за горой. Можно заставить стрелу закувыркаться в воздухе или даже вернуться обратно.
– Пусть приходят Пузыри, – сказал вождь. – Мы будем стрелять через стены, не глядя!
Лодка покатилась назад, в город. Дневные работы кончились. Улицы были заполнены народом, и лодка двигалась очень медленно. Где-то впереди звучала музыка. Показалась площадь, на которой, несмотря на скверные новости, начался настоящий праздник в честь возвращения Бульбуля и Еловой Шишки. Их окружили родственники. Вокруг стоял такой гам, что Максим только из вежливости не заткнул уши. Все тянули его за собой, и поэтому кончилось тем, что он остался один, пообещав, что придет попозже ко всем, кто его звал. Ему хотелось еще немножко побродить по Городу Удивительных Чудес.
ПРОГУЛКА ПО ГОРОДУ
Его поразила беззаботность жителей. Казалось, они слыхом не слыхали, что уже началась война и войско Топуса II вот-вот подступит к медной стене. Все, празднично наряженные, довольные, отдыхали, шли, стояли, сидели и разговаривали о чем угодно, только не о войне. На Максима никто не обращал внимания: все уже слышали, что он захотел остаться один. И решили, что это его дело.
А он брел и то и дело останавливался перед домами, среди которых были настолько удивительные, что быстро о них не расскажешь, а долго рассказывать – станет скучно. Он скоро заметил, что не все горожане отдыхали. Многие работали и сейчас. Максим остановился перед домиком, на редкость маленьким, Домик под круглым стеклянным куполом стоял посреди небольшого сада. За решетчатую ограду его въехала большая лодка, с нее сняли носилки, и два человека в халатах бегом понесли их в дверь, над которой висела вывеска:
БОЛЬНИЦА
Максим подумал, что в городе Удивительных Чудес Больница тоже, наверное, не простая, немножко поколебался и вошел.
Он оказался в комнате под самым куполом. В середяне комнаты стоял высокий операционный стол, на нем леж,ал тот самый человек, которого принесли на носилках. Он тяжело дышал. Глаза у него закатились.
– Что ты тут делаешь, мальчик? – спросил, внезапно появившись за спиной Максима, человек с огромной черной бородой,
Максим вспомнил, что видел его в Совете. Человек этот тоже узнал его.
– А, вон кто это! Ладно, оставайся. Дайте нам халаты!
Вошел санитар, помог Максиму и Чернобородому влезть в халаты. Чернобородый подошел к столу, осмотрел больного.
– Так, – сказал он. – Понятно. Знакомая штука.
Он загремел инструментами. Сказал больному:
– Спокойно! Сейчас вы ненадолго умрете.
– Ох, скорее бы! – простонал тот, прижимая ладони к впалой груди. – Такая боль! Пожалуйста!
В руке Чернобородого заблестело длинное тонкое лезвие… Больной дернулся и замер. А Максим весь облился холодным потом.
– Что вы делаете! – в ужасе завопил он.
– Не мешай, мальчик, – строго сказал Чернобородый.
Он раскрыл больному грудь, как открывают чемодан. Снова блеснул нож, и в стеклянный тазик упало дымящееся, трепещущее сердце, Максим почувствовал, что бледнеет, что его собственное сердце хочет остановиться. Но не мог даже заставить себя отвести глаза в сторону. Тем временем врач вымыл руки, достал из шкафчика какую-то блестящую вещицу, тряхнул ее, прислушался… И вставил эту вещицу в грудь на место сердца. Закончив операцию, провел влажной губкой по шву, словно смывая следы ножа. И они исчезли!
Лицо человека, лежащего на столе, медленно наливалось краской. Шевельнулись губы. Дрогнули веки. Больной открыл глаза. Врач сказал ему:
– Придется полежать до утра. Операция серьезная. Зато сердце будет работать, как хорошие часы. Учтите: механизм сам заводится при ходьбе, так что придется побольше гулять.
Он подмигнул Максиму:
– Вот так. В случае чего заходи.
Но Максим это едва расслышал. Он еще не опомнился. И как только унялась дрожь в ногах, кинулся прочь. Все же не такая уж веселая штука – операция.
Он успокоился, только пробежав довольно далеко по первой попавшейся улице. И остановился перед домом, в котором – это было видно через огромные окна – было полным-полно детей. Что-то вроде школы. Нет, больше похоже на детский сад. Десятка два ребят, толстощеких и толстоногих, бегало вокруг стола. Вдруг они кинулись по местам, расселись за столиками, замерли. В зал вошел старик – тоже один из тех бородачей, что сидели в Совете – тот самый, с белой бородой. Оказывается, это был учитель.
Старик между тем начал рисовать на доске человеческую фигурку. Ученики склонили круглые головы над тетрадями. Каждый из них старательно, но неумело орудовал графитовой палочкой.
'А на доске человечек, как живой, – подумал Максим. – Толкни его –
