Капрал дернулся, будто его ударило током, завертел головой по сторонам. Черт побери, в этот яркий день, когда вокруг гудит толпа и рядом – послушные солдаты, разве испугаешься каких угодно колдунов? Капрал дернул лопатками, стряхивая легкий – самый легкий озноб при воспоминании о той непроницаемой кромешной темноте, когда впервые услыхал этот голос. Откуда же донесся он сейчас?
С риском подорвать свой новорожденный авторитет капрал вскочил на урну, вгляделся в кипящее вокруг море соломенных шляп. 'Узнаешь его, как же! – пронеслось в голове капрала. – Он, поди, опять обличье переменил'. Потому что среди этих тысяч панам, даже обладая зрением ворона, невозможно было найти ту, которая принадлежала государственному преступнику.
Но удача все еще была тут, и капралу довелось еще раз ощутить ее волнующее дыхание.
– Джип, Джип! – повторил ноющий голос. – Давай лучше бросим все это дело, а? Ну его… Неохота мне…
В стороне от главного входа находились особые ворота – для тех, кто по занимаемому положению имел право проехать в собственном экипаже. В эти самые ворота въезжала небольшая карета, черная, лакированная, запряженная парой лошадей. Такие экипажи были сейчас в моде среди высших сановников империи. Карета медленно продвигалась в самой гуще толпы. Капрал мог поклясться, что именно из ее оконца и донесся тот голос. Пробиться к карете с того места, где он стоял, было нелегко, почти невозможно. Во всяком случае это грозило невозвратимой потерей времени. 'Чей там пост? – стал гадать капрал и вдруг вспомнил. – Рядового Джуджелиса!'
– Джуджелис! – закричал он, не слезая с урны. – Джуджелис! Рядовой Джуджелис!
Даже сквозь гул и гомон толпы Джуджелис должен был расслышать этот голос. Ведь в конце концов услыхал же капрал не слишком громкий разговор из оконца кареты. И этот штрафник пускай слышит, тем более когда начальство зовет.
Но Джуджелис, задумавшись, ничего не слышал.
– Джуджелис, задержите! – еще кричал капрал, понимая, что это бесполезно. Он только обращал на себя общее внимание, а удача, неслыханная удача в черной карете, хоть медленно, но уходила из рук. Ругнувшись, капрал спрыгнул с урны и полез сквозь толпу напролом. Но даже свойственный населению империи трепет перед мундиром не мог с нужной быстротой расчистить ему дорогу. Да еще капрал потерял карету из виду, так как не отличался могучим ростом. Впрочем, это не меняло дела. Когда капрал, наконец, добрался до ворот, карета давно проехала, а перед ним скрестились алебарды гвардейцев, раздалось грубое:
– Куда прешь?
– Там, в карете, – забормотал капрал, – преступники!..
– В какой карете?
– В черной, вот-вот…
– Их тут полно, черных. А насчет преступников… Не позвать ли капитана? – сказал один гвардеец. – По-моему, у парня ум за разум заехал, болтает невесть что.
– Пускай катится, – ответил второй, более добродушный. – Иди, парень, пока цел, иди.
– И наперед знай порядок: не лезь с суконным рылом в калашный ряд, – наставительно объяснил тот, что был посуровее. – Ежели что не так, обращайся по начальству. А теперь – кыш!
– Скажите хоть, чья карета проехала последней! – взмолился несчастный капрал, надеясь еще добыть перышко из хвоста удачи, но гвардейцы не ответили. Чуть не кусая локти с досады, капрал отошел, закружился в толпе. И случай вынес его снова к посту Джуджелиса. Все нутро капрала взыграло злобой.
– Рядовой Джуджелис, – сказал он ледяным голосом, – вы намеренно не выполнили моего приказания, сделав вид, будто не слышите. Благодаря вашей строптивости, на охраняемую территорию проникли важные преступники, – эти слова вдруг избавили молодого капрала от растерянности. В самом деле, ведь все, кто проезжает в эти ворота… Ого! Капрал даже вспотел от волнения. Необходимо немедленно принять самые решительные меры. Нация, империя не простят, если… Но с чего начать? Не такая это простая штука. Лучше всего было бы посоветоваться с этим Джуджелисом – опытная старая крыса… Но нельзя так унизить себя. Почти автоматически он закончил речь: – Я позабочусь о том, чтобы вы были преданы военно-полевому суду. Такую вину искупить невозможно.
Кровь бросилась Джуджелису в лицо. Оно сразу стало бурым, как свекольный суп. Бесстыжий мальчишка! Как легко ему губить старого служаку, который… когда ты пешком… ах ты! Что ж… Выходит, теперь все равно… И Джуджелис, задыхаясь, прохрипел:
– Щенок!
И мир рухнул.
Джуджелис даже не понял того, что капрал, слишком поглощенный возникающими и мгновенно ломающимися планами, не услыхал этого слова. Да это было и неважно. Если бы Джуджелис отважился оскорбить начальство даже мысленно, он все равно считал бы, что это – бунт. А то, что он сделал, – это бунт настоящий, по всей форме.
– Господин капрал! – прохрипел Джуджелис. И увидел, что капрала уже нет перед ним: тот умчался осуществлять один из своих планов.
Джуджелис совершил полуоборот направо, строевым шагом направился к ближайшему посту.
Там он снял с шеи автомат и на вытянутых руках подал его одному из своих вчерашних подчиненных – прикладом вперед. Затем снова четко развернулся и двинулся против течения толпы. Ему уступали дорогу, и он шел, жестко печатая шаг, – последний парад примерного воина империи.
Воротник резал ему шею, пот заливал глаза. Парадный шаг становился все неувереннее и, наконец, сменился расслабленной старческой походкой. Второй раз за этот день Джуджелис забылся. Он не помнил про свой бунт, и вся долгая военная карьера вообще убралась в какие-то дальние лабиринты мозга. Джуджелису мерещилось, что он гуляет по городу в праздничный день, крепкий мужчина средних лет, с котелком на затылке. Об империи еще никто не слыхивал, и Джуджелис, подручный мясника, еще не вступил в ту крохотную организацию, которую противники потом окрестили 'пещерной партией'. Ничего этого еще не было, Джуджелис просто прогуливался.
Улицы становились все пустыннее. Джуджелис свернул с Королевской на улицу св.Колина. Тут у входа в трактир 'Угрюмая устрица' Джуджелис лоб в лоб столкнулся со старичком в очках, в помятом пиджачке, в домашних туфлях на босу ногу, с толстой книгой под мышкой. Джуджелис заморгал, жалобно улыбнулся и прохрипел:
– Здравствуйте, господин профессор.
Это была его первая галлюцинация.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ. КОРОНА НЬЯНАНЬЕНГА
Ложа суперимператора – это, собственно, терраса дворца, которая возвышается над самой ареной. Две тонкие колонны поддерживают островерхую кровлю. В ложу ведет особая мраморная лестница, на которой в тот день через ступеньку стояли гвардейцы в шлемах с перьями, с алебардами в руках. Две трибуны по бокам лестницы были также заняты гвардейским полком, вооруженным ручными пулеметами самой грозной конструкции. Кроме того, ложу охранял особый отряд конных жандармов.
