истины, даже в бессмысленном бормотании глупой старухи, спьяну решившей прослыть пророчицей. И если бережно сложить нужные осколки, мы получим вполне правдоподобную картину судьбы этого мира и нашей собственной судьбы. Когда предсказания начали сбываться одно за другим и мне стало ясно, чтодень нашей гибели близок, я подумал, что мы все еще можем кое-что сделать. Мне пришло в голову, что, если все начнут совершать поступки, которые не были предначертаны, можно изменить будущее. Может быть, оно станет даже более страшным, чем было предсказано, но возможно, удастся изменить его к лучшему – пока не попробуешь, не узнаешь!.. Сначала я попытался объяснить это своим сородичам, но они слишком долго готовились смиренно принять судьбу, поэтому мои слова достигали их ушей, но не сердца. И тогда я совершил поступок, который не мог совершить, поскольку в предсказании старой безумной Вёльвы не было ни слова о том, что накануне Последней битвы Один покинет золотые чертоги Вальгаллы и уйдет неизвестно куда с тем, чтобы никогда не вернуться. Я отправился на юг и бродил по этому прекрасному умирающему миру, пока не встретил вас. Я остался с вами, поскольку вы пришлись мне по сердцу и показались хорошими союзниками, но в первую очередь потому, что ни в одном из предсказаний не было сказано, что я встречусь с древними обитателями Олимпа и захочу разделить их последние дни.
– Понимаю, – кивнул Зевс.
Его глаза азартно сияли. Даже шутовской облик одного из последних конунгов Гардарики куда-то исчез: сейчас на меня смотрел настоящий Громовержец, помолодевший и окрыленный надеждой. Такого я бы с радостью взял в свою дружину и в лучшие дни, когда мне было из кого выбирать.
Он требовательно спросил:
– Но почему ты так долго молчал, Один? Может быть, ты действительно нашел способ перехитрить судьбу. Мы могли бы попробовать вместе.
– Еще попробуем. Именно поэтому я и попросил вас собраться на этой амбе. До сегодняшнего дня я молчал, поскольку мне было нечего вам предложить, а я не люблю болтать попусту. Но теперь у меня есть для вас хорошее предложение. Наш враг и его мертвое войско движутся на север. С каждым днем они все дальше от нас. Считается, что мы не будемсражаться, пока не придет день Последней битвы. А ведь ваши летательные машины могут уже завтра атаковать ихс тыла. Я с удовольствием к вам присоединюсь. Все очень просто.
– Звучит заманчиво. Но нас слишком мало, Один! – вмешался Гефест. – Неужели ты думаешь, что мы сможем причинить им серьезный ущерб?
– Не забывай, Вулкан, кто они и кто мы! – надменно сказала Афина. – Они всего лишь мертвые люди…
– А мы всего лишь умирающие боги, – горько вздохнул Аид.
До сих пор он равнодушно молчал, опустив голову, и внимательно разглядывал собственные руки. Его реплика прозвучала как гром с ясного неба. До сих пор никто не решался столь откровенно высказаться о состоянии наших дел. Кажется, Олимпийцы были шокированы его прямотой.
– В любом случае это не имеет значения, – сказал я. – Мы нападем на них не потому, что я всерьез рассчитываю разбить армию мертвецов в первой же битве. Честно говоря, я и сам не слишком верю в победу. Но ни в одном из этих проклятых предсказаний не говорится, что война начнется так рано, задолго до последнего дня – вот что по-настоящему важно!
– Твоя правда, Один, – подтвердила Афина.
Уж она-то была в восторге от моего предложения. Да я и не сомневался на ее счет.
– Все лучше, чем сидеть сложа руки и ждать, когда нас позовут умирать, – тонким голоском белокурой девицы сказал Марс. – Вы как хотите, а я отправлюсь с Одином.
– Мы все с ним отправимся.
Мне показалось, что голос Зевса звучит откуда-то сверху, хотя он по-прежнему сидел рядом с нами.
– Это что, приказ? – сварливо спросил Аполлон.
– Именно, – подтвердил Зевс.
– Что ж, если вам кажется, будто это что-то изменит, можно и повоевать немного, – Гермес пожал плечами. – Но если уж нам предстоит сражаться неизвестно с кем, я бы предпочел оказаться под покровом твоего магического значка, Один. – Он снисходительно посмотрел на остальных Олимпийцев. – Не знаю, как вам, а мне нечего терять. Ну, допустим, получит Один надо мною некую тайную власть, все равно через полгода это закончится навсегда. Полгода можно и потерпеть. Опять же, какое-никакое, а разнообразие!
– Ты очень мудрый муж, Меркурий, – сказал я. – Жаль, что до сегодняшнего дня нам с тобой не довелось обстоятельно побеседовать. Думаю, уж ты-то смог бы придумать что-нибудь путное.
– Ничего, надеюсь, у меня еще есть время на размышления. Не слишком много, конечно, но все лучше, чем ничего. А пока я буду придумывать что-нибудь путное, можно действовать по твоему плану.
Он приблизился ко мне, на ходу терзая тугую застежку своей летной куртки, и потребовал:
– Давай, Один, рисуй свой зловещий узор, пока я не передумал. Вообще-то я терпеть не могу, когда меня царапают!
Гермес демонстративно поморщился, когда мой нож прикоснулся к его груди. Олимпийцы замерли. Они смотрели на нас так, словно я собирался зарезать их родича. Я быстро и аккуратно вырезал руну Эйваз на его загорелой коже, потом полоснул по собственной руке.
– А себя-то зачем? За компанию? – подмигнул мне Гермес.
– Если руна не напьется моей крови, она останется просто бессмысленным узором, – объяснил я. – Твоя кровь тут не годится. И вообще ничья, кроме моей. А теперь помолчи немного. Мне надо поговорить с руной.
Он кивнул и с любопытством прислушался к моему шепоту.
– Ну и имена у этих тварей! И как ты только их выговариваешь, Один? Между прочим, пока ты бормотал эту чушь, мне было очень щекотно, – заявил он, застегивая куртку. – Думаю, именно в этом и состоял твой злодейский замысел: ты собирался защекотать меня до смерти. Я раскусил этого одноглазого! – вскричал он, обращаясь к Олимпийцам. – Не поддавайтесь на его уговоры. Он царапается и щекочется, а еще шляпу надел! Впрочем, все это вполне можно пережить, имейте в виду.
– Отлично, – кивнула Афина. – Рисуй свой знак и на моей груди, Один. Какого черта! Если еще и тебя бояться, жизнь станет совсем невыносимой.
– Спасибо за доверие, Паллада, – поклонился я.
– Надеюсь, мне не обязательно расставаться с этим обликом? – осведомилась она. – Твоя руна не исчезнет, когда я решу, что мне надоело выглядеть таким образом?
– Никуда она не исчезнет. Это же все-таки магия, а не вечерний макияж.
«Макияж»?! Ну-ну… И где ты только успел нахвататься таких словечек? – удивилась она.
Я не стал втолковывать ей, что мне ведомо любое слово, хоть раз сорвавшееся с человеческого языка. Не до похвальбы сейчас.
Пример Афины вселил решимость в сердца ее родичей. Арес решительно разорвал свое платье – что было совсем не обязательно, с таким-то глубоким вырезом! – кокетливо осведомился у окружающих, нравится ли им его новый шикарный бюст, а потом с неподдельным интересом наблюдал за моими действиями.
– Ни хрена он меня не заколдовал, – сообщил он Олимпийцам. – Я бы почувствовал, если что не так!
– Ну да, теперь ты у нас такой чувствительный, дальше некуда! – насмешливо отозвалась Артемида. Она уже расстегивала драгоценные пуговицы на своей шелковой одежде, но недоверие в ее
