Враги — Мороз и Царь. Из двух Мороз был хуже. Бросали пушки на дороге, чтобы сжечь Лафеты. Замерзал решившийся прилечь. Трагический кортеж пустыня пожирала; И если б снежное сорвали покрывало, Под ним увидели б уснувшие полки. Аттилы пробил час! Взят Ганнибал в тиски! Калеки, беглецы, носилки, пушки, кони Смешались на мосту, спасаясь от погони. Пять тысяч спать легли, проснулись пятьдесят. Ней, удостоенный почета и наград, Был жалок: на него напали три казака. Все ночи напролет: «Стой! Кто идет? Атака!» У отступающих оружье отобрав, Бросались призраки на них, свой дикий нрав В порыве яростном и дерзком проявляя И криком коршунов округу наполняя. Тонула армия в ночи, забывшей сон. Был император там, все это видел он. Как дерево под топором, он возвышался: На великана, что под бурей не склонялся, Обрушилась беда, зловещий дровосек, И, топором ее израненный навек, Взирал на ветви он, упавшие на землю, И содрогался весь, глухим ударам внемля. Никто не мог сказать, что завтра будет жив. А между тем в ту ночь, палатку окружив И полководца тень на полотне увидя, Все те, кто смерти ждал, был на судьбу в обиде Не за себя, а за него: так велика Была к нему любовь. И страшная тоска Вдруг овладела им. Исход борьбы кровавой Постигнув, бога он призвал. Любимец славы Дрожал, был бледен он, и взор его погас, Он чувствовал, что искупленья пробил час, Что за какой-то грех обрушились удары. «О бог войны, скажи: настало время кары?» — Воскликнул он в ночи и услыхал ответ. Тот, кто невидим был, сказал во мраке: «Нет!» II О Ватерлоо! Ватерлоо! Словно волны, Попавшие в сосуд, уже до верху полный, — Так батальоны смерть смешали на твоей Арене средь холмов, долин, лесов, полей. Европа с Францией сошлись. О столкновенье Кровавое! И нет надежды на спасенье; Героям изменив, бежит победа прочь, И горько плачу я, не в силах им помочь; Затем, что в том бою они велики были, Бойцы, которые всю землю покорили И Альпы перешли и Рейн, а королей Заставили дрожать пред славою своей. Ночь близилась. Шел бой, тяжелый, непреклонный. Уже почти была в руках Наполеона Победа близкая: вел наступленье он И видел, что прижат был к лесу Веллингтон. В подзорную трубу глядел любимец славы. Великий страшный бой и слева шел и справа. Вдруг радостью объят, забыв сраженья пыл, «Груши!» — воскликнул он. Увы, то Блюхер был. Надежда в тот же миг переменила знамя, Сраженье разрослось, как воющее пламя, Каре под ядрами английских батарей Погружено в хаос. Крик гибнущих людей С равнины несся ввысь. Кровавая равнина Пылала словно горн, как адская пучина, И падали в нее разбитые полки. Тамбур-мажоры, как под ветром колоски, Склонялись до земли и больше не вставали, Виднелись на телах следы свинца и стали. Резня ужасная! Миг роковой! И вот Приказ последний император отдает, На гвардию свою он обращает взоры: Надежды нет другой и нет другой опоры. «Пустите гвардию в сраженье!» — он вскричал. И гренадеров всколыхнулся грозный вал, Уланы двинулись, драгуны, кирасиры, Повелевающие громом канониры, В блестящих касках, с палашами до земли, Все те, кто Фридлянд знал, кто помнил Риволи, Поняв, что смерть их ждет на празднестве великом, Все божество свое приветствовали криком. Затем они пошли в сраженье. Впереди Играла музыка. Гнев не кипел в груди. Спокойно шли, смеясь над вражеской картечью, И были встречены пылающею печью. Увы! Наполеон за гвардией своей Следивший пристально, увидел шквал огней, Который на нее из пушек извергался, И полк разгромленный в пучину погружался, И таяли его железные полки, Как свечи таяли. Держа в руках клинки, Они величественно к гибели шагали. Спокойно спите! Смерть вы храбро повстречали. Смотрела армия в смятенье, как беда
