Девяносто третий год. Эрнани. Стихотворения

Измученные сыновья ему сказали:
«Мы здесь уляжемся на землю и заснем».
Но Каин спать не мог: он думал, а потом
Вверх посмотрел и там, в глубинах небосвода,
Глаза увидел вдруг, не скрыла непогода
Их взора. На него тот взор был устремлен.
«Путь пройден небольшой!» — дрожа воскликнул он.
И, разбудив жену и сыновей, он снова
Возглавил их побег. Не говоря ни слова,
Шел тридцать дней подряд и тридцать шел ночей,
От шума вздрагивал, не расправлял плечей;
Боясь взглянуть назад, он шел, с пространством споря,
Без сна и отдыха. И вот на берег моря,
В край, названный потом Ассуром, он пришел.
«Здесь остановимся, — сказал он. — Я нашел
Себе убежище, достигнув края света».
И в небо мрачное он глянул, молвив это,
И увидал глаза в бездонной глубине.
Охвачен дрожью, закричал он: «Дайте мне
Укрыться где-нибудь!» И сыновья в печали
Смотрели на него и головой качали.
Иавалу, отцу тех, кто живет в шатрах,
Раскидывая их в пустыне и песках,
Так Каин приказал: «Здесь натяни полотна!»
И возвели шатер с его стеной неплотной,
Камнями придавив полотнища к земле.
«Ты видишь что-нибудь?» — спросила в полумгле
Дочь сыновей его, ребенок нежный Цилла.
«Глаза! — ответил он. — Мне жизнь моя постыла».
Иувал, предок тех, кто в барабаны бьет
И с гуслями в руках по улице бредет,
Воскликнул: «Я могу соорудить иное!»
Он Каина укрыл за бронзовой стеною.
И Каин вновь сказал: «Глаза! Опять глаза!»
«Мы крепость возведем, — Енох ему сказал.—
Построим город, цитадель и много башен.
Никто не подойдет — так будет город страшен.
И все ворота в нем закроем на засов».
И Тувалкаин, этот предок кузнецов,
Стал город воздвигать ужасный, как проклятье.
Покуда строил он, все остальные братья
Прочь гнали тех, кто смел приблизиться к стенам,
Глаза выкалывали им, а по ночам
Из лука целились, пуская в звезды стрелы.
Не полотно шатров — гранит рукой умелой
Был поднят к небесам. Все плиты меж собой
Связали намертво железною скобой,
И толщина стены горе не уступала,
И тень от башен тьмой равнину наполняла,
И на вратах был знак: «Вход богу воспрещен».
Когда ж увидели, что труд их завершен,
То в башню каменную предка поместили.
Он мрачно в ней сидел и так ответил Цилле,
Спросившей у него, исчезли ли глаза:
«Нет! Здесь они опять». А сыновьям сказал:
«Хочу я под землей, как мертвецы в могиле,
Укрыться навсегда, чтоб обо мне забыли
И чтобы ничего не видеть мне вовек».
Могилу вырыли. Спустился человек
Под своды мрачные — он не считал ступени
И в полной темноте уселся на сиденье.
Потом прислушался. Не слышно ничего.
Он был один. Глаза… смотрели на него.

НАДПИСЬ[495] (X век до P. X.) Перевод В. Рогова

Я Меша, Кема сын[496], могуч и венценосен.
Я чащу вырубил столетних черных сосен
И город в Африке воздвиг, Ваал-Меон,
Двумя надежными стенами обнесен,
И рек: тюрьма грозит владеющему домом,
Который не снабжен проточным водоемом,
Чтоб в пору зимнюю двухмесячных дождей
Могли стада коров, овец, козлов, свиней,
Что к пастбищам гурьбой идут при зное мая,
Быть в городской черте, ее не покидая.
Там я врата возвел, там башню я возвел.
Я за Астарту в бой победоносный шел[497],
И Кем, Астарты муж, отец мой, всех грознее,
Со мной Гад-Омри гнал, владыку Иудеи[498].
Ароэр я воздвиг, несокрушимый град —
Там башню я возвел, возвел твердыню врат.
Меня за доброту народы все хвалили,
Подвластны мне, царю, Дибона[499] рати были,
Что с песней гибель пьют, когда нужда есть в том,
И цедят кровь орла с верблюжьим молоком.
Судья и царь, я шел, мне лился на знамена
Свет Кема, Бела свет, Астарты и Дагона —
Сиянье четырех властительных светил.
Из Ура к Тиру я подземный ход прорыл,
Я Нево стал царем, вершины благородной,
Лишь то я совершал, что небесам угодно.