С гражданской позиции
Кто-то любезно ущипнул пани Соловейчик. Это доставило ей явное удовольствие. Но она машинально вздрогнула и столкнула тарелку борща на колени поэту Розланку.
На нём был новый костюмчик, выдержанный в фисташковом цвете.
– М-да, – сказал поэт.
– Отнесите в прачечную, – посоветовала пани Соловейчик.
– Ни одна прачечная не поможет! – в раздражении ответил поэт.
К ним подошла Зося с посудным полотенцем.
– Надо простирать в тёплой воде. Не будет и следа.
Поэт сопротивлялся, но Зося всё-таки увела его на кухню. Не прошло и пяти минут, как Розланек возвратился. Штанишки как новые!
– Браво! – обрадовались мы. – Поздравляем? Такая радость!
– Гм... Но если, – сказал Розланек, – посмотреть на происшествие с другой точки зрения, то ликовать не приходится. Борщ совсем не наваристый. Одна вода.
Веслав Брудзиньский
Не вступай в спор с литературным карликом: поневоле ведь будет бить ниже пояса.
Коллега Икс не сдерживает обещания, но зато, как он уверяет, шагает в ногу с эпохой.
Будьте снисходительны к чужим порокам – это может вам пригодиться.
Не мог перейти от слов к делу. За него это делали его слова.
Ни одна оценка нового веяния не сгоняет с чела шефа мрачность, наоборот, нагоняет её.
На очной ставке преступник познакомился со своей будущей жертвой.
Умер от непосильной учёбы на собственных ошибках.
Учится на утверждённых ошибках.
В течение всего рабочего дня стоят у дверей и подслушивают: подчинённые снаружи, шеф – изнутри.
У меня всегда хватит гражданской смелости отказаться выполнить приказ, который никому не навредит.
Достал как ни в чём не бывало свидетельство верности, подписанное сообща двумя шефами, которым служил.
Право кулака? Увы, зажато.
Трясётся король от злобы, от страха ли – трон его всегда колеблется.
Больше сочувствия тому, кто открыто носит корону с терновыми колючками, нежели тому, кто носит шипы в душе.
Альфред Саломон
Югомат
1 апреля 19... года войдёт в историю как год движения молодости. На межпланетный берлинский аэродром Шёнефельд явится посланец молодёжной делегации и заявит о желании отправиться на межпланетном корабле 105 на Марс. Там они будут изучать развитие жизни юных марсиан.
Последние минуты перед продолжительным путешествием.
Отъезжающие занимают места в корабле.
Корабль 105 берёт курс на Марс.
...Перед вами первое сообщение по радио члена делегации Рени:
«На двенадцатый день мы высадились на живописном марсианском аэродроме. Нас приветливо встречала делегаций СММ (Союз марсианской молодёжи).
Некоторые хозяева несли автоматические транспаранты. Лозунги на них то и цело менялись. Нас доставили к зданию ЦССММ (Центральный Союз свободной марсианской молодежи). Один марсианский юноша сказал мне, между прочим, что деятельность их Союза автоматизирована.
Мы вошли в зал для приезжих: ни людей, ни мебели. Неоновые стрелки указали на кабинет председателя. Наконец, мы достигли огромной металлической двери. В низу её была фотокамера, назначение которой открывать дверь для посетителей. Мы подошли ближе. Она распахнулась автоматически. Перед нами стоял невероятных размеров человек-аппарат. Едва его зелёные с отливом глаза увидели нас, как затрещал его машинный голос:
„Скорее!“.
Дверь закрылась.
Ми очутились в полуосвещённом зале. За письменным столом сидел автоматический человек. Он походил на вооружённого рыцаря пятнадцатого века. На голове его вращались телевизионные антенны. На всём его корпусе переливался свет лампочек всеми красками радуги. На голове – стеклянный колпак.
Одной рукой он перелистывал пучок актов, ставя в то же время большим пальцем штемпеля. В другой руке он держал своеобразный телефон. Увидев нас, он поднялся и, слегка наклонившись, произнёс:
– Югомат.
Затем взял с полки F-образный засов, сделал им отверстие в голове.
Тотчас стеклянная трубка засветилась красным светом. Послышался механический голос.
– Дорогие юные друзья! Мы искренне приветствуем нас. Эта встреча имеет большое значение для нашей братской связи...
После приветственной речи погасли красные стеклянные трубочки.
– Скажите, откуда вы? – вдруг спросил он.
– С Земли, из Берлина.
Мы видим, как лампочка на его плече, горевшая голубым светом, стала зелёной.
Югомат хотел что-то сказать, но я, чувствующий себя как дома, опередил:
– Нас очень интересует жизнь юных марсиан.
– О, вы познакомитесь с нею, – ответил Югомат.
После этих слов распахнулась дверь в соседнюю комнату.
– Входите! – крикнул машинный голос, и мы автоматически туда перенеслись.
– Здесь наша дискуссионная, – сказал он.
Одна трубка на его голове зажелтела.
Мы увидели машину, похожую на почтовый вагон. Посредине стрелка, указывающая на слова „да“ и „нет“. Сбоку микрофон для вопросов. Я к нему подошёл:
– Любят ли молодые марсиане твист?
Стрелка вмиг показала на „нет“
– Тьфу, – разочаровался я. – Наверное, здесь существует трудовая община?
– Вздор, – проворчал Югомат. Свет на его плече сменился на синий. – Почему трудовая община? Желаешь планёр – спроси в карманный микрофон – и планёр перед тобой. У нас каждый юноша имеет дома автоматическую киносъемочную или счётную машину. И никто ничего не делает вручную, всё заменили машины. Какая же тут трудовая община?
– Может, они коллективно читают книги? – съязвил я.
– Да, читают, – ответил Югомат.
Мы диву дались».
На этом месте было прервано сообщение путешественника.
