Пока мы обмениваемся любезностями, посадка в вертолёт продолжается. Мурат в самом деле молодец, нашёл верный способ усмирить толпу: на места битых-ломаных никто не претендует. Замыкают их шествие двое таинственных субъектов, таинственных потому, что их физиономии по глаза обмотаны шарфами; субъекты волокут носилки, в которых, прикрыв лицо руками, жалобно стонет женщина. Продвижение носилок сопровождается всеобщим сочувствием: всё-таки для толпы, даже неуправляемой, есть святые вещи.
– Потерпи, милая…
– На операцию, да?
Субъекты хрюкают что-то неопределённое и ускоряют шаг.
– Я её не помню, – озадаченно говорит Надя. – Наверное, из «Бектау».
Мне смешно, вспоминаю мамин рассказ. Она встретила на московской улице бывшую школьную подругу, ныне известного хирурга. Они разговаривали, обменивались новостями, и тут к ним подошёл сияющий молодой человек и низко, с чувством поклонился: «Большое вам спасибо, Вера Петровна, вашим золотым рукам!» И ушёл. Вера Петровна вот так же озадаченно смотрела ему вслед и бормотала: «Не помню, кто же это… кто же это… ба, геморрой!»
Между тем скорбно согнутые фигуры субъектов кажутся мне до странности знакомыми. Я всматриваюсь и, озаренный внезапной догадкой, делюсь ею с Абдулом. Тот ошеломлённо хлопает себя по ляжкам и устремляется за носилками.
– Таварищ Хаджиев, это абманщики! Плуты!
Мурат делает ему страшные глаза, но Абдул не видит: он выполняет свой долг, разоблачает плутов. Субъекты почти бегут, они уже рядом с вертолётом, но Абдул их догоняет и…
– Ах!! – вырывается у толпы.
Свист, рев, стоголосое ржание! Из носилок на снег вываливается мадама и своим ходом рвётся в вертолёт. Петухов и композитор за ней. Но куда им против Абдула, экс-чемпиона республики по вольной борьбе!
Только думаю, что благодарности за своё рвение он сегодня не получит…
– Всем туристам немедленно возвратиться в гостиницу! – громогласно возвещает Мурат. – Абдул, Хуссейн, обеспечить!
Я разыскиваю глазами свору – никого нет, исчезли. Странно, это на них не похоже – бросить такой балаган на произвол судьбы.
– Отправляй свою бетономешалку! – кричит кто-то Захарову.
Тот высовывается из кабины и грозит кулаком, для вертолётчика «бетономешалка» такое же оскорбление, как для моряка «дырявое корыто».
– От винта!
Толпа распадается, вертолётная площадка пустеет. К нам, бормоча на ходу проклятья, с грозным видом направляется Мурат.
– Предоставь его мне, – вполголоса говорит Надя и чарующе улыбается Мурату. – Мы с Максимом поражены, как организованно и с каким тактом вы произвели посадку! Любого другого на вашем месте толпа могла бы растерзать. Искренне поздравляю вас, Мурат Хаджиевич.
Я ещё не видел ни одного человека, совершенно равнодушного к лести. Тем более когда мужчину осыпает похвалами молодая и привлекательная женщина.
– Преувеличиваете, – скромничает Мурат. Он ещё сердит, но основной заряд злости через громоотвод уходит в землю. – Главное, Надежда Сергеевна, с толпой не надо рассуждать, она воспринимает только при-казы!
– Для того чтобы приказать, нужны силы и воля, – простодушно, от всего сердца говорит Гвоздь. – Не каждому это дано.
Весь облик Гвоздя, от преданной физиономии до ботинок, свидетельствует о том, что он исключительно уважает Мурата.
– Если бы каждому, некем было бы командовать, – соглашается покладистый Мурат. – Однако не об этом речь. Какого чёрта академик…
– Мурат, при даме… – упрекаю я.
– Извините, Надежда Сергеевна. Так какого дьявола…
Надя смеётся. Мурат, не выдержав, присоединяется к ней, и мы вполне дружелюбно беседуем. Мурат благодарит Надю за маленького Хаджи, проклинает Абдула, который своим усердием не по разуму помешал эвакуации уважаемых людей, и жалуется на Уварова, который поставил руководство в невыносимые условия. Я в свою очередь упрекаю, что сделано ещё далеко не все: жильцы дома №3 не переселены, не закрыты лазейки, через которые туристы просачиваются из «Актау», и прочее. Что же касается академика, то он успел дочитать «Сорвиголову» лишь до середины, и если бы Захаров часа два его подождал…
– Намылят мне холку за твоего академика, – бурчит Мурат. Известный человек, лауреат, а ведёт себя как трехрублёвый фан.
– Это который за трешку в день угол снимает, – комментирует Наде Гвоздь. – Очень легкомысленная публика, мы с товарищем Петуховым стараемся держаться от неё подальше.
– Распустил ты свой персонал, – неодобрительно говорит мне Мурат. – Теперь так: скажи академику… нет, Надежда Сергеевна, полагаюсь на вас, Максим человек несерьёзный…
