В стране литературных героев

ревизора, расчетливо собираясь воспользоваться всеми выгодами, которые сулит ему этот обман. А Хлестаков, как вы помните, даже и не думает прикидываться ревизором. Сперва он даже сопротивляется! Чиновники сами принимают его за ревизора, не получив от него на этот счет решительно никаких подтверждений!

Холмс: По-вашему, эта разница так существенна?

А.А.: Она огромна!

Холмс: А по-моему, все эти микроскопические различия – сущий вздор. Важно, что и у Квитки, и у Вельтмана, и у Гоголя – у всех троих – какого-то бездельника принимают за важную персону.

А.А.: Да, но у Квитки и Вельтмана это происходит в результате простого недоразумения. У Вельтмана всему виной – мундир. У Квитки – жульничество Пустолобова. Недаром ведь Пустолобов так заклинал нас хранить молчание. Если бы мы с вами открыли чиновникам его маленькую тайну, все бы на этом мгновенно кончилось!

Холмс: А у Гоголя? Да стоит только объяснить городничему, что этот Хлестаков вовсе никакой не ревизор…

А.А.: Если угодно, можете попробовать!

Профессор снова включает свою машину, и наши герои оказываются в том самом номере захудалой гостиницы, в котором остановился Хлестаков, и в тот самый момент, когда у Хлестакова происходит его первая встреча с городничим.

Хлестаков: Да какое вы имеете право? Да как вы смеете?.. Да вот я… Я служу в Петербурге! (Бодрится.) Я, я, я…

Городничий: О, господи ты боже мой, какой сердитый! Все узнал, все рассказали проклятые купцы!

Хлестаков (храбрясь): Да вот вы хоть тут со всей своей командой (указывает на Холмса, профессора и Гену), – не пойду! Я прямо к министру!

Городничий: Помилуйте, не погубите! Жена, дети маленькие… Не сделайте несчастным человека!

А.А. (негромко, Холмсу): Вы, кажется, уверяли, мистер Холмс, что для вас не составит труда открыть городничему глаза на Хлестакова…

Холмс: Ничего не может быть легче! (Весьма самоуверенно обращается к городничему.) Послушайте, любезный!

Городничий (с испугом оборачивается: он отовсюду ожидает подвоха): А?..

Холмс: Почему вы так боитесь этого пустого малого? Чем он вас так запугал?

Хлестаков (не понимая, что происходит, в страхе твердит свое): Я заплачу, заплачу деньги, но у меня теперь нет. Я потому и сижу здесь, что у меня нет ни копейки.

Холмс: Ну? Поняли теперь? Он застрял в вашем городе, потому что ему за гостиницу нечем заплатить!

Городничий (саркастически): Да, рассказывай, нечем заплатить! Я воробей стреляный. Меня на мякине не проведешь!

Холмс: Поверьте мне, я неплохо разбираюсь в людях. Этот человек совсем не тот, за кого вы его принимаете. Ну сами подумайте, стал бы важный чиновник жить в такой дыре, как этот жалкий отель?

Городничий: Э, нет! Он тонкая штука. Хочет, чтоб его считали инкогнитом. Ну, и мы не дураки. Хорошо, подпустим и мы турусы: прикинемся, как будто совсем и не знаем, что он за человек!

Холмс (начиная терять терпение): Да ведь тут все ясно! Даже нет нужды прибегать к дедуктивному методу! У этого простака ведь что на уме, то и на языке. Достаточно только задать вопрос, и он сам выболтает вам все как есть! (Обращается к Хлестакову.) Вы, собственно, куда держите путь?

Хлестаков: Я еду в Саратовскую губернию, в собственную деревню.

Холмс (городничему): Ну что? Убедились теперь?

Городничий (подмигивая Холмсу): В Саратовскую губернию! А?.. И не покраснеет. О, да с ним нужно ухо востро!

Холмс: Черт возьми! С такой тупостью мне еще не приходилось сталкиваться ни разу в жизни! (Хлестакову.) А зачем вы едете туда? Объясните господину городничему!

Хлестаков (послушно объясняет): Батюшка меня требует. Рассердился старик, что я до сих пор ничего не выслужил в Петербурге…

Холмс (торжествуя, городничему): Ну вот, ничего не выслужил. Надеюсь, теперь вам вполне ясно, что это за птица?

Городничий (восхищенно): Нет, какие пули отливает! Врет, врет – и нигде не оборвется!

Холмс (в ярости): Да не врет он, я вам говорю!

Городничий (убежденно): Еще как врет! Эк куда метнул! Какого туману напустил! Разбери кто хочет! Не знаешь, с какой стороны и приняться. А ведь такой невзрачный, низенький, кажется, ногтем бы придавил…

Холмс (в совершенном бешенстве): Господин профессор, увольте, я больше не могу!

И наши герои снова оказываются в квартире Холмса на Бейкер-стрит.

Холмс (он никак не может прийти в себя): Нет, каков тупица!

А.А.: Вы думаете-тупица? А по-моему, так он вовсе даже не глуп.

Холмс: Вы шутите!

А.А.: Ничуть! Да и сам Гоголь тоже так считал. Он писал про своего городничего: 'Уже постаревший на службе и очень неглупый по – своему человек'.

Гена: Какой же он неглупый, если так купился?

А.А.: Так он ведь именно потому, как ты выражаешься, и купился, что весь свой недюжинный ум заставил работать только в одном направлении: как бы его не перехитрили, как бы не застали врасплох. Рыльце у него в пуху. Душа нечиста. Весь он погряз в темных делах. С каждым днем все больше накапливается в нем страх перед разоблачением. И вдруг – письмо…

Холмс: Но ведь и у Квитки тоже было письмо.

А.А.: Да, завязка и у Квитки та же. И у Вельтмана. Но тому городничему, который действует в пьесе Квитки, вам, мистер Холмс, и в самом деле ничего не