Главное для нас – сохранять выдержку.
Официант принес карту вин, и дипломат, поправив очки, погрузился в ее изучение. Мэйси принялся неторопливо намазывать маслом оставшуюся половинку булочки.
– Возникла небольшая проблема, – после краткой паузы негромко проговорил англичанин.
– Начинается, – проворчал Мэйси. – Что еще?
– Полисмен из Луксора. Судя по всему, ему стало известно о недостающих иероглифах.
– Черт бы вас всех побрал! Вы отдаете себе отчет в том, насколько высоки ставки?
– Безусловно, – уже не скрывая досады, ответил Скуайерс. – Только я не стал бы впадать в истерику.
– Оставь свой покровительственный тон для другого, недоносок!
Джемал звонко хлопнул ладонью по столу, на что тонкостенные бокалы отозвались обиженным звоном.
– Прекратите, – прошипел он. – Ругань делу не поможет.
Над столом повисло угрюмое молчание. Яростно покончив с первой булочкой, американец потянулся за второй. Скуайерс сосредоточенно чертил вилкой по скатерти; пальцы египтянина перебирали бусины четок.
– Джемал прав, – произнес наконец дипломат. – Идиотские споры ни к чему не приведут. Вопрос заключается в следующем: как нам быть с этим ретивым служителем закона?
– Думаю, все и так ясно. – Мэйси повел головой. – Не хватало только, чтобы какое-то ничтожество провалило нам операцию!
– Аллах Всеблагий! – изумился Джемал. – Нам придется убить полицейского?
– Нет. Оденьте его в вечерний костюм и отправьте на прием. Вы прекрасно поняли мои слова.
Во взгляде египтянина блеснула ненависть, он сжал кулаки. Скуайерс отложил карту вин, соединил ладони, уперся подбородком в кончики пальцев.
– В сложившихся обстоятельствах физическое устранение представляется мне слишком радикальным, – рассудительно произнес он. – Чтобы расколоть орех, не обязательно брать в руки кувалду. Не сможем ли мы обойтись без насилия, Джемал?
– Его отстранят от расследования, я позабочусь.
– Это было бы самым грамотным, – одобрил Скуайерс. – Труп полицейского неизбежно приведет к массе осложнений. И ни в коем случае не спускай с нашего героя глаз.
Джемал кивнул.
– Я все же убрал бы его, – не сдавался Мэйси. – Одной помехой стало бы меньше.
– Если мы и окажемся вынужденными прибегнуть к устранению полисмена, то позже, – стоял на своем англичанин. – Но на сегодняшний день об этом не может идти речи. Смертей в деле и без того хватает.
– Рассчитываешь на Нобелевскую премию мира? Тогда смени профессию.
Оставив без ответа саркастический выпад собеседника, Скуайерс вновь углубился в карту вин. Сидевший за роялем в глубине ресторана мужчина опустил пальцы на клавиши.
– В биографии полисмена есть одна интересная деталь, – задумчиво сказал дипломат. – Некая ниточка связывает его Саиф аль-Тхаром. Не так ли, Джемал?
– Старые счеты, – пояснил египтянин, перебирая четки. – Что-то вроде кровной вражды.
– Бред какой-то! – пренебрежительно фыркнул американец.
– Необычно, правда? – Скуайерс улыбнулся, к нему вновь вернулось абсолютное самообладание. – До чего тесен мир, в котором мы живем! Ага, вот и пирожки. Запьем мы их бутылочкой «шабли», а к горячему принесут бургундского.
Он аккуратно разложил на коленях тугую от крахмала салфетку.
Профессора Мохаммеда аль-Хабиби мучила резь в глазах. Старик осторожно потер пальцами веки, и на некоторое время боль отступила. Однако когда историк вновь склонился над столом, жгуче-колющее ощущение вернулось. В висках застучали тысячи молоточков. Все чаще давали знать о себе годы, уже не первый раз за последнее время глаза отказывались видеть. Аль-Хабиби понимал, что нужно пойти домой, отдохнуть, но сделать этого он не мог. Во всяком случае, не раньше, чем разложенные на столе предметы расскажут ему о своем прошлом. Ведь их принес Юсуф, друг. Перед Юсуфом профессор чувствовал себя в долгу, да и перед Али тоже. Бедняга Али!
Плеснув в стакан остатки виски, аль-Хабиби раскурил трубку, вооружился лупой и уже в который раз начал изучать золотой нагрудник.
Что-то в древних вещицах сбивало его с толку. Не их внешний вид, но чувства, которые они вызывали. По сути, раритеты были для Хабиби живыми существами, от них исходили загадочные сигналы. Они общались с человеком. Умей лишь услышать их голос, и узнаешь интересные факты. Однако чем дольше сейчас профессор вслушивался, тем сильнее становилось его недоумение.
При беглом, еще в присутствии Халифы, осмотре он не обнаружил в предметах ничего необычного. Самой простой выделки, безыскусные, они без труда поддавались датировке,
