умножения.
Кудрявцев ускользнул от них, и его поиски до сих пор не принесли никаких результатов. Оставалось надеяться только на чудо.
Генерал продолжал что-то чертить и рисовать. Он перекладывал листы бумаги на столе, располагая их в понятном только ему порядке. Какое-то странное ощущение не давало покоя, словно он что-то пропустил.
Референт дремал, откинувшись на высокую спинку стула. Карлов окликнул его:
– Вадим!
Парень вздрогнул и уткнулся бешеными глазами в мерцающий экран монитора. Затем перевел взгляд на шефа.
– Да?
– Свари-ка еще кофе…
Карлов в который раз принялся черкать и переписывать данные, перенесенные, в нарушение инструкции, с компьютера на бумагу.
Внезапно рука замерла в воздухе. Пальцы нервно стиснули остро заточенный карандаш. Кажется, он напал на след.
Карлов выбрал два нужных листа и положил их рядом. Так и есть. Вот оно!
По его напряженной позе референт понял, что шеф что-то нашел.
– Товарищ генерал?
Карлов отмахнулся и потянулся к телефону без диска. Ждать ответа пришлось совсем недолго: видимо, происходившее не давало покоя не только им.
– Карлов докладывает! Кажется, мы нашли его. Да! Прошу подтвердить мои полномочия. Понял!
Трубка опустилась на рычаги.
– Товарищ генерал… – растерянно повторил референт.
– Смотри! – сказал седоволосый. – Вот список одноклассников Кудрявцева. А вот – список поступивших в инфекционные больницы за последние сутки.
– Да. Ну и что? – референт пробежал взглядом оба листа. Одна и та же фамилия встретилась ему дважды. Ремизов. – Он… Был в контакте с бывшим одноклассником? Но это невозможно. Мы ведь…
– Это он сам. Он назвался чужой фамилией, но выбрал ее осознанно, среди своих знакомых, чтобы не забыть. Я уверен, что мы найдем того, кого ищем.
– Вы думаете… – пожал плечами референт.
– Группу зачистки – во вторую инфекционную. Быстро! – Карлов встал и обогнул стол. – Необходимо исключить утечку информации.
Он пристально посмотрел на референта, и тому стало неуютно.
– Любыми средствами, – глухо добавил генерал.
Гарин решил не пользоваться такси. Он быстро написал от руки доверенность и взял у жены ключи от машины.
– Я скоро вернусь, – сказал он. – Я недолго.
До работы было ровно три минуты езды. Хотя охранники на воротах знали Гарина в лицо, номера Ирининого автомобиля не числились среди тех, кому был разрешен въезд. Он оставил машину на улице и поспешил в свой корпус.
Привычная атмосфера больницы подействовала на него успокаивающе. Пол с истертым линолеумом, стены, облицованные кафелем, недавно побеленные потолки.
Гарин даже не стал надевать халат: для этого потребовалось бы подниматься на второй этаж, в ординаторскую, а, судя по голосу Островского, старик ждал от него немедленной помощи, и Гарин отправился в боксовое отделение.
В коридоре перед боксом Ремизова его ждала Алена.
– Здравствуйте, Андрей Дмитриевич! – сказала она.
– Привет, красавица! – отозвался Гарин. – Алена Игоревна, что у вас стряслось?
Он протянул руку к дверной ручке, но Алена остановила его.
– Владимир Николаевич велел никому не заходить.
– Да? – Гарин включил интерком. – Патриархам – от скромных тружеников здравоохранения! – приветствовал он Островского.
Старик, услышав его голос, облегченно вздохнул.
– Фу, голубчик! Вы не представляете, как я рад. Видите ли, чаша ответственности очень горька на вкус, и я хотел бы разделить ее с вами. Понимаю, не очень-то благородно с моей стороны…
– Все в порядке, – успокоил его Гарин. – Что случилось?
– Андрей Дмитриевич! Не заходите сюда! Будем общаться так.
– Ого! – Гарин напрягся. – Все настолько серьезно?
– Помните «испанку»?
– Честно говоря, не очень. Я тогда еще не родился. Но я много читал об этом.
– В начале двадцатого века эпидемия гриппа прокатилась по всему миру, унеся миллионы жизней. Так вот, господин Ремизов утверждает, что является носителем вируса, по сравнению с которым печально известная «испанка» – не более чем детские игры в песочнице.
– Вот как? – Гарин посмотрел на Алену. Она стояла рядом и все слышала. – А вы сами что думаете?
– Судя по тому, что я вижу… – Островский вздохнул. – Я склонен в это поверить. Правда, симптомы не совсем типичны, преобладают капилляро-токсические изменения, но… В целом все сходится.
– Интересно. А он случайно не сказал,
– Вот в этом-то, Андрей Дмитриевич, и заключается основная трудность. Ремизов утверждает, что изобрел его сам.
– Как это прикажете понимать?
– Андрей Дмитриевич, вам надо позвонить в компетентные органы. Если хотя бы половина из того, что он говорит – правда, то через неделю Москва перестанет быть самым крупным мегаполисом в России. Вы понимаете, что я имею в виду? Сам я отсюда уже не выйду, во всяком случае до тех пор, пока не закончится карантин. Берите бразды правления в свои руки.
Гарин почувствовал, как живот заполняет тоскливая пустота. В случае обнаружения одной из смертельно опасных инфекций персоналу, непосредственно контактировавшему с больными, полагалось находиться в боксах до самого конца. Они облачались в специальные костюмы и продолжали работать: лечить пациентов и самих себя, отчаянно надеясь, что сумеют выжить.
– Это… достоверная информация? Вы уверены?
– Да, черт возьми, Андрей Дмитриевич! – взорвался Островский. – Этот парень не шутит. Он умирает, а я ничем не могу помочь!
– Я вас понял. Куда надо позвонить?
– Не знаю. Возьмите телефонный справочник. У меня в кабинете, в верхнем ящике стола. Наверное, там… Постойте! Он пришел в себя и хочет что-то сказать…
Островский вернулся к постели больного. Гарин видел, как он наклонился над черноволосым мужчиной.
Ремизов говорил с большим трудом, он напоминал грудного младенца, давившегося кашей. Вот только лицо у него было искажено гримасой боли, а вместо каши из уголков рта лилась пузырящаяся водянистая кровь.
