Подойдя к магазину, Гарин не увидел привычного оживления. В воздухе витал запах дыма, окрашенный вонью плавящегося нутряного жира. Столы были разбиты или перевернуты. Веселое блеянье Таркана, доносившееся из хрипатых колонок, поражало своим неуместным оптимизмом.
В траве, уже утратившей летнюю сочность и яркость, лежало что-то белое. Время от времени по нему пробегала короткая энергичная волна, походившая на судорогу. Гарин крепко сжал Аленину руку. Белое в траве оказалось телом молодого повара или официанта – поди теперь, разбери. В грудь и в живот его было воткнуто не меньше десятка шампуров, некоторые – с кусочками сырого мяса и кольцами лука. По бетонному полу веранды тянулась широкая красная полоса, уходящая за угол домика, на импровизованную кухню. Но сегодня красная полоса совсем не напоминала след от разбитой бутылки кетчупа.
Из открытой двери магазинчика торчали ноги в черных чулках; один тапок слетел, и Гарин разглядел дырку, сквозь которую светила желтая ороговевшая пятка; задравшаяся длинная юбка открывала безобразные сплетения варикозных узлов. Если раньше, когда они перелезали забор позади морга, у Гарина и была мысль зайти сюда, чтобы купить какой- нибудь водички, то теперь она бесследно исчезла.
– Пойдем отсюда быстрее! – сказал он Алене, закрывавшей рот ладошкой. Она только кивнула, с трудом сдерживая нервную икоту.
Они вышли на асфальтированную дорогу. Гарин затравленно оглянулся, ожидая в любую секунду услышать протяжный вой милицейской сирены, но на улице было тихо. как-то подозрительно тихо.
«Странно, – подумал он, – в это время люди должны возвращаться с работы. Но где они?» Не было того привычного людского ручейка, который струился здесь ежевечерне, лишь одинокие пешеходы, стараясь держаться подальше друг от друга, осторожно пробирались вдоль домов.
Внимание Гарина привлек лысый мужчина с большим животом, прижимавший ко рту носовой платок.
«Значит, мне все это не снится… В Москве – эпидемия, и она продолжается».
Он достал из кармана моток бечевки, привязал один конец к брючному ремню, а вторым обвил Алену за талию.
– Поддерживай веревку, чтобы это не выглядело, как…
Она поняла.
– Да. Теперь мы в одной упряжке.
– Можно было бы доехать до Савеловского вокзала на метро… Или на автобусе, – Гарин почесал переносицу. – Но, думаю, лучше идти пешком. Здесь недалеко. Может, полчаса… Минут сорок, от силы.
– В метро сейчас опасно, – согласилась Алена.
– Знаешь, мы можем пройти вдоль железной дороги до «Дмитровской», а там…
– Я знаю этот район, – сказала Алена. – Здесь же институтская библиотека.
– Точно, точно. Мы тоже получали здесь книжки. Бывало, набьешь полную сумку учебников и потом не знаешь, как тащить. Правда, на третьем курсе у меня появилась машина. Старая такая, но зато ездила.
Они шли, болтая о пустяках. Ужасных событий на один день пришлось столько, что от них хотелось как-то на время отгородиться – чем угодно, хотя бы обычной болтовней. Теперь им казалось, что главное – говорить не останавливаясь.
– Пешком… прогуляемся… Пешком вовсе не опасно, – преувеличенно бодро твердил Гарин, будто забыв случайную встречу с бритоголовыми. И Алена также преувеличенно бодро кивала.
– Да! Да! Все в порядке! Мы просто гуляем! А эта веревочка, связывающая нас, как пуповина, – это просто… Маленькая шалость, да?
Они дошли до Тимирязевской улицы и тут только заметили, что обычно забитая пробкой улица пуста, а редкие машины проносились мимо на сумасшедшей скорости с закрытыми окнами и включенными фарами, как зимой.
На перекрестке, уткнувшись в бордюрный камень, стояла «скорая». Аварийная сигнализация тревожно мигала.
Гарин с Аленой подошли ближе и заглянули внутрь.
Внутренняя поверхность лобового стекла была забрызгана кровавой слизью; вытянувшись во весь рост, на сиденьях лежал человек в кожаной кепке. По тому, что на нем не было «скоропомощной» формы, Гарин понял, что это – водитель.
В салоне было пусто. На полу валялись скомканные простыни, все в бурых пятнах, и пластиковая маска аппарата искусственного дыхания. Гарин открыл кабину. Рация еле слышно потрескивала, глухой голос говорил что-то неразборчивое.
Человек в кепке, услышав щелчок замка, заворочался, приподнялся на локте и вдруг оглушительно чихнул. Красное облачко повисело в воздухе и медленно растаяло. Увидев живых, он протянул к ним руку и захрипел.
Алена завизжала. Она захлопнула дверь, прищемив человеку в кепке пальцы; тот закричал от боли, но тут же зашелся в приступе мучительного кашля, который перемежался новыми кровяными разрывами.
– Я не могу!! Я не могу больше!! – визжала Алена. – Зачем все это?! Зачем?! – она стала дергать веревку, пытаясь ее развязать, но от этого узел затягивался еще сильнее. – Зачем мы куда-то идем? Я не хочу больше!!
– Тихо! – Гарин обнял ее и гладил по спине, натыкаясь на выпирающую застежку лифчика; почему-то именно она – эта застежка – вызывала особенно острую жалость. – Не кричи! Нас могут услышать.
Это была ложь. Рядом не было никого. Люди разбежались по домам, попрятались по квартирам и ждали… Неизвестно чего.
– Пошли! – Гарин обхватил Алену за талию и повел вперед. Ходьба успокоила ее быстрее, чем слова. «Раз-два, раз-два, левой-правой, левой-правой…» Алена еще некоторое время всхлипывала в такт шагам, затем остановилась и утерла слезы.
– Прости. Но я правда больше не могу.
– А я не могу тебя отпустить. Как ты доберешься до дома? – Гарин выразительно постучал себя по карману. – Он ведь у нас один. На двоих.
– Андрей! Мы обязательно должны идти туда? – она увидела, как меняется его лицо: подбородок заострился, и черты стали как-то резче.
– Конечно, никто от нас этого не требует. Но… Я хочу вернуться домой. Понимаешь? Боюсь, без этих документов идти домой опасно, – Гарин осторожно взял ее под руку и мягко, но требовательно повел вперед. – Я очень хочу увидеть жену и дочь. Это глупо. Ты, наверное, будешь смеяться. Жена мне изменяла, но я так хочу ее снова увидеть. Смешно?
Алена окинула его странным взглядом.
– Ничего смешного. Это нормально. Я бы даже сказала, закономерно.
Гарин опешил. Он сбился с шага и, засмотревшись на Алену, наступил в лужу.
– Закономерно? Что ты имеешь в виду?
Алена покачала головой:
– Только то, что ты – человек порядочный. Больше ничего.
– Не вижу связи. Если я порядочный, значит, мне можно изменять?
– Конечно. Только порядочным и изменяют. С мерзавцами этот номер не проходит. Они, как правило, успевают первыми.
– Прекрасно! Это что, богатый жизненный опыт?
