Оксанка засобиралась домой.
– Да погоди! Хоть ужина дождись, – сказала я.
– Нет, поеду. А то, пока в свое Медведково доберусь, зима начнется. – Она в который уже раз вытащила мобильник, взглянула на табло и с грустью констатировала: – Ни звоночка… ни записки от него. Видать, мой стихотворный привет – мимо цели.
– Неужели ты, правда, надеялась, что это подействует? – изумилась я. – Даже если он слышал твое послание – на что я отвожу ноль целых пять десятых процента, – там же ведь совершенно непонятно было, ни от кого оно, ни для кого…
– Надежда, Ира, она ведь дама живучая, это всем известно. Но лично моя уже при смерти. На что надеюсь – сама не пойму.
– Да чего ты маешься? Возьми позвони ему! Или, хочешь, я позвоню?
– И что ты скажешь? Приезжай, Дорохова без тебя в петлю лезет?
– Да, вот именно так и скажу! Этими же точно словами.
– Нет, уж. Поеду домой, буду страдать дальше. – Оксанка сняла с вешалки свой плащ и в задумчивости остановилась: – Ты знаешь, я иногда ловлю себя на мысли… особенно когда занимаюсь чем-нибудь забавным… например, мою окна… Я тебя уверяю, мне так и хочется крикнуть себе самой: «Одумайся! Ведь жизнь так прекрасна!» Ну вот, я занимаюсь, а он стоит и наблюдает за мной откуда-нибудь из укромного уголка. И улыбается этой своей улыбкой, которую я ненавижу. Ненавижу и люблю одновременно. И мне так хочется, чтобы это было правдой! Чтобы он видел, что вот я, такая маленькая по сравнению с ним, но как-то еще живу без него. Дышу. Окна мою. Даже смеюсь иногда. Эх, Ира! Чему это ты так счастливо улыбаешься, хотела бы я знать?
– Завидую тебе.
– Пошла ты в задницу!
Дорохова надела плащ и ушла.
А мы с Витькой до часу ночи превращали «телефонную будку» в две маленькие, ладные полочки. И в эту ночь я даже позволила ему остаться. Черт его знает зачем. Может, после Оксанкиных откровений прошибло?
Несколько дней прошло относительно спокойно. За исключением того, что Оксанка категорически отказывалась ехать на рыбалку. Она почему-то считала, что я непременно стану ее подкладывать под Ваню Сорокина. Ну и что? Даже если и так? Не для себя же стараюсь, для дела!
В конечном счете дотянули до пятницы. А в пятницу, с утра пораньше, мне позвонил Дмитрий. Он уже до того истомился ожиданием нашей постоянно ускользающей встречи, что названивал мне чуть ли ни по сто раз на дню.
Я еще спала, когда телефон заиграл туш победителю, из чего стало понятным, что звонит ВИП-персона. И хотя эта персона мне уже порядком поднадоела, пришлось просыпаться.
О, как это было непросто!
Ночь накануне я почти не спала. Полностью посвятила ее Альбиносу. Теперь он уже дошел до того, что позволил в своей истории меня раздеть. Правда, пока только до половины. Я же изворачивалась как могла. Любыми путями пыталась вытянуть из него информацию. И все-таки выудила парочку интересных подробностей. Например, то, что по происхождению он грек. И при этом не очень высокого роста. Опять же, все это могло не соответствовать истине. Но вот из чего я сделала такие выводы.
Действия на сей раз у нас происходили в каком-то замке. Кажется, было много свечей и горел камин, потому что прежде всего он предложил мне согреться возле него.
А следом он прислал мне смайлик с подмигивающей рожицей. Просек, одним словом, что я его провоцирую.
Я потянулась к телефону. Убедилась, что номер действительно Дмитрия. И, попытавшись наполнить голос нежностью, сказала:
– Але!
Получилось не очень-то. Как у того зека с высоко поднятым воротником – любимого типажа советских детективов. Даже интонации те же: «Але, Сивый, сходка накрылась. Мусора поганые шмаляют…» Ну вот что-то из этой области.
Благо что Дмитрий воспринимал меня через особую призму долгого ожидания.
– Ну что, девушка, – бодро начал он, – надеюсь, на сегодняшний вечер у тебя никаких переговоров не запланировано. Мы выезд на пять часов наметили. Потом еще подскочим в одно место за вырезкой для шашлыков. И вперед.
– А сколько нам ехать? – пытаясь подавить зевок, но так и не подавив, спросила я.
– Часа три-четыре, если в пробке не застрянем.
– Сколько?!
– Часа три-четыре, а что?
– Да нет, ничего… – Рот просто раздирало зевотой.
Осветитель наконец догадался:
– Я тебя разбудил, что ли?
– Ага…
– Да? – Голос его моментально изменился, став немного тягучим. – И ты сейчас еще лежишь в постельке? Вся такая сонная, тепленькая?
Ну, началось! Распустил слюни, кобель несчастный!
– Угу, – сладко потянулась я в трубку. – Кожа такая горячая ото сна… особенно живот… м-м-м… руку держать невозможно.
Говоря все это, я действительно легонько погладила себя по животу. Я уже заметила. Если подтверждать слова действием, звучит убедительнее.
Дмитрий нервно хмыкнул.
Не знаю, в какую сторону дальше загнулись бы его извилины, но тут его кто-то окликнул, и он заторопился:
– Все, заяц, я побежал! К пяти, максимум к полшестого мы за вами заедем. Да, и если сможешь, возьми еще какую-нибудь подружку для моего приятеля. Он тоже с нами поедет.
Вот интересно, он что, думает, я подружек с деревьев, что ли, снимаю, как яблоки? Откуда еще-то одну? Графову, что ли, позвать? Но тогда придется посвящать ее в наши продюсерские планы!
Я набрала Оксанку.
Типаж советских детективов ожил теперь на другом конце провода.
– Але…
– С добрым утром, солнце! – громко сказала я.
– С добрым утром, мерзкое отродье. Какого хрена ты меня разбудила?
– Хочу, чтобы ты встала и начала собирать вещи. Потому что сегодня вечером мы едем на рыбалку. А если ты думаешь, что я буду отдуваться там одна, то глубоко ошибаешься.
