перчатку и как следует его почесать. Нет, все-таки ремонтные работы не для меня! Совершенно не выношу строительной пыли!
За стеной напористо и дерзко орудовал дрелью Павлик. Мне казалось, еще немного – и он ввалится сюда вместе с прибором. Но нет. Кроме ходящей ходуном люстры, ничто не нарушало моего уединения.
Я посмотрела в окно. Так хотелось пойти куда-нибудь! Обожаю гулять погожим весенним днем, когда вдоль обочин бегут ручейки, а кое-где уже подсыхает асфальт. Но мне не просто хотелось вырваться из дома. Мне хотелось к Севе. Точнее даже не так. Мне хотелось вырваться из себя, чтобы прорваться к нему.
Сева мне не звонил. Не знаю, может, обиделся. А может, с него сошло уже все как с гуся вода. Есть такой сорт мужчин – им важен сам процесс. Они будут обхаживать женщину, даже если это их первое и последнее в жизни свидание. Но я почему-то чувствовала, что это не так. Глубоко в душе я была уверена, что Сева обо мне не забыл. Просто, может быть, нужно позвонить ему первой? Но если он на это рассчитывает, значит, учит меня. А чему он может меня научить?
Рассусоливать долго мне не позволили. Вошел папа и скомандовал:
– Ксюха! Дуй шпаклевать! Мать уже все для тебя приготовила.
Я торопливо запихала в себя еще пару вилок гороха и, икая, направилась к месту дислокации остальных членов семьи.
Первое, что я увидела, – это воинственно стоящего на стремянке Павлика с дрелью. Он был как бы объят ореолом славы, поскольку от него во все стороны летели куски штукатурки. Тут же колготилась и Лизонька. Давала ЦУ, придерживая себя для убедительности за живот. Мама трудилась в комнате – соскабливала ножом неопознанное покрытие, служившее Астаху обоями.
– Дунюшка, – завидев меня, позвала мама, – вон я тебе приготовила шпаклевку!
Я понуро вскарабкалась на стол, взяла шпатель, и работа закипела. К вечеру все астаховские дыры были заделаны, наша трудовая семья собралась за ужином, и папа, налив всем по стопочке, произнес тост:
– Ну, давайте, с воскресеньицем!
Мы выпили и приступили к еде. Мама нажарила сегодня картошки с печенкой. Я печенку- то съела, а картошку, пока он не видел, перевалила Павлуше. Братец, напротив, печенку не жаловал и свалил ее Лизавете. Лизка пожаловалась, что у нее в последнее время аллергия на помидоры. Мама забрала их к себе, но отказалась от черемши в пользу папы.
Так мы и гоняли по столу продукты, пока я вдруг не вспомнила, что не увидела сегодня часов.
– Мам, а куда часы-то подевались? – спросила я.
– Ой, Оксан, забыла тебе рассказать! Тут за ними такая охота началась!.. Вчера приходят два мужика… вы как раз только-только уехали.
Я попыталась припомнить. Во сколько ж мы вчера с Иркой отчалили? В час ночи пребывал поезд, значит, примерно в половину мы встречались с Витькой. Следовательно, от меня мы вышли в половину двенадцатого. Поздновато, в общем, для визитов.
– Ну-ну!..
– А ходил открывать отец. Они ему и говорят: так, мол, и так, хотим часы вашего соседа забрать, не возражаете? Отец говорит: «А на каком основании?» Они: «На основании письменного соглашения с покойным Вениамином Ароновичем». И показывают бумагу. Действительно, подпись его стоит, число, печать нотариальная. Ну, отец и говорит: «Ничего не знаю. Приходите с милицией, будем разбираться». Они повозмущались и ушли. Судя по всему, настроены решительно, даже угрожали…
Папа, слушавший очень внимательно, возразил:
– Да не так все было! – и поведал нам абсолютно ту же самую историю чуть-чуть другими словами.
– Да какая разница! – возмущенно отмахнулась мама. – А сегодня сосед наш, Гришка с девятого этажа… ну ты его знаешь… таможенник, аферист, вечно с разными девушками ходит…
Я кивнула. Кто ж Гришку-таможенника не знает?
– Приходит к отцу и говорит: «Александр Сергеевич, давайте я у вас часики эти заберу. Чего они вам тут мешают? Покажу их знакомому коллекционеру, может, ему пригодятся?» Отец его выставил, говорит, мол, перебьется твой коллекционер. Гришка к председательше жаловаться побежал, устроил скандал. Стал грозиться в суд на нас подать, что, мол, мы незаконно в квартиру въехали. Разругались тут все втроем: отец с председательшей, Гришка с отцом…
– Валя! – снова возмутился папа. – Что ты вечно все наизнанку выворачиваешь?
Слушать по второму разу было несколько скучновато, поэтому я принялась про себя рассуждать.
Интересно, а так ли уж все чисто в смерти Астаха? Может быть, эти двое-то его и прибрали? Вынудили бумагу подписать – и концы в воду?
Папа, как раз закончивший рассказывать, подтвердил мои догадки.
– Я думаю, тут все не так просто. Наверняка Гришка этих двоих навел. А бумага или липовая, или они Астаха еще при жизни обработали. Но в любом случае пусть часы пока от греха подальше у председательши стоят.
Ну и дела! Прямо детектив какой-то! А я с этой новгородской стеклотарой чуть все самое интересное не прозевала!
Я вспомнила, как мы втроем выгружали вчера из поезда здоровенную коробищу. Еле доперли ее до машины, еле втиснули на заднее сиденье Витькиного катафалка…
Но игра стоила свеч! Когда мы распаковали у Ирки полученную посылку – так и ахнули! Нет, все-таки Сева за такую идею ноги мне целовать должен!
– Оксан! Не слышишь, что ли? К телефону тебя! – помахал у меня перед носом Павлик.
А я и вправду не слышала. Точнее, слышала, что телефон зазвонил и что Лизонька вперевалку бежит отвечать, но не догадывалась, что этот звонок – судьбоносный. После которого… А впрочем, жизнь-то идет. Как знать, может быть, со временем последствия этого звонка станут для меня не важны?
– Алло!
Я включила в прихожей свет. Тронула в зеркало впалые щеки.
– Привет, солнце…
Голос Севы звучал именно так, как и должен звучать, когда человек страшно соскучился. Но не так, словно ты после болезни приходишь в школу и тебя с радостным воплем бьют по башке портфелем. Он звучал, как будто бы наболело…
– Привет! – я опустилась на тумбочку из-под обуви. Зарылась затылком в висящие куртки. – Как ты? Где ты?
– Я в больнице.
– Что с тобой?
– Да нормально все. С аппендицитом скрутило. В пятницу еще…
– Тебя прооперировали?
– Да. Завтра уже в палату переведут. – Сева кашлянул и замолчал.
Я перестала слышать даже дыхание.
– Эй, ты где?
– Здесь, – сдавленным голосом отозвался он.
– Что, больно, да? Шов болит?