заторопились к своему двоюродному брату. Рамунас показал им насос и бутылку чернил. Может быть, так называлось вино, фиолетовое на вид, а может, в бутылке плескались настоящие чернила, Рамунас не пробовал, просто набрал в свой насос.
Все трое быстро вскочили на велосипеды и, налегая на руль, помчались во весь опор от преследователей. Зеленая кочка — так выглядела издалека замаскированная ветками «Нива», уже показывалась на горизонте. И тут, как назло, стало вилять колесо у велосипеда Угнюса. Спустила задняя покрышка. Он кое-как нагнал Аудрюса, показал на автомобиль и крикнул:
— Отдали их, только не слезай с велосипеда!
Аудрюс, держась за руль одной рукой, обернулся, чтобы как следует разглядеть в бинокль Диндерисов, поднес его к глазам другой стороной. Зеленая кочка на какое-то время исчезла из поля зрения.
— Молодец! — возликовал Угнюс и, громыхая пустой покрышкой, налег на педали.
— Что с того? — откликнулся Рамунас. — У них «Нива» — это тебе не наши козлы. Восемьдесят лошадиных сил!
— Ничего, найдем тропку и свернем в сторону…
— Заметем следы… — поддакнул Аудрюс.
Опять не повезло! У Рамунаса на велосипеде слетела долго бряцавшая цепь.
— Остановитесь! — крикнул он братьям. — Устроим-ка им засаду.
Он спрыгнул с велосипеда, помахал им насосом и укрылся за насыпью. Угнюс даже обрадовался, что не по его вине они оказались перед лицом смертельной опасности. «Нива», потеряв из виду велосипедистов, прибавила скорость. Зеленые березовые ветви облетали с машины облезлыми птичьими перьями. Угнюс уже видел торчащую из окошка двустволку Диндериса. Сын сидел с другой стороны и указывал пальцем, куда укрылись велосипедисты.
Первым на обочину выскочил Рамунас и направил чернильную струю на переднее стекло машины. «Нива» на какой-то миг беспомощно заметалась. Пока Диндерис включил дворники, Угнюс выбежал на дорогу и вонзил свой посох, который еще никогда не подводил братьев.
Задребезжало железо, брызнули осколки, в моторе раздалось испуганное ржанье восьмидесяти стреноженных лошадей. Они сбросили наземь капот и запрыгали, посыпались как орехи из драного мешка. Вырвавшись на волю, лошадки, легаясь, пустились вскачь к выгону возле реки — испить воды, порезвиться, поваляться в траве.
Угнюсу, Аудрюсу и Рамунасу без особого труда удалось заарканить по одной гнедой, они вскочили на них и с посвистом помчались галопом по полям — по лугам. Взобравшись на гору, остановились, чтобы оглядеться.
— Глянь, что они там затеяли. — Аудрюс протянул бинокль Угнюсу.
— Диндерис тоже поймал двух лошадей, — заметил Рамунас.
В бинокль было видно, как Дарюс обошел искореженную машину, проводя по кузову острозаточенной монетой. Он отхватил верх у «Нивы» точно краюху деревенского хлеба: вездеход стал похож на обыкновенную повозку на резиновом ходу. Отец Дарюса с помощью защитных ремней и собственных подтяжек связал сбрую, и пароконная повозка была готова. Теперь он подыскивал кнутовище. Дарюс отшвырнул ногой валявшиеся на дороге железяки, выхватил посох, принадлежащий братьям, и огрел лошадей.
Всадники припустили во весь опор, они скакали в свое удовольствие, уверенные, что преследователям никогда не настигнуть их. Однако случилось то, чего никто не ожидал… Одолев какую-то часть пути, Угнюс почувствовал, как лошадь под ним стала вдруг уменьшаться. «Захирела, совсем как Довас…» — успел подумать он и бросил взгляд на Рамунаса и Аудрюса. Их ноги тоже волочились по траве, а лошадки сделались не больше барашков.
— Эй, мужики! — окликнул он. — Мы загнали коней! Давайте спешимся, пусть передохнут.
— Я и сам измотался, — признался Рамунас.
Стоило всадникам придержать лошадей и коснуться пятками земли, как те, весело заржав, прошмыгнули у них промеж ног и мелкой рысью поскакали в луга, где трава посочнее.
Наездники тоже проголодались и притомились. Солнце уже зашло, темнело. Дядин дом был совсем неподалеку. Под деревьями светлела крытая шифером крыша, подвывал Тутис… Рамунас зевнул и проговорил:
— Пора спать укладываться, а то эти злодеи завтра опять пустятся в погоню.
На этих словах как раз из темноты вынырнула повозка Диндериса. Отец спал, навалившись на руль, а сын посапывал носом, зажав в руке чудесную палочку, насылающую сновидения. Их лошаденки выглядели изнуренными и с трудом волокли ноги.
— Распрягите нас… — взмолилась одна из них, удушливо похрапывая.
Другая лошадка жалобно подрагивала губой и даже слова вымолвить не могла. Братья переглянулись — с чего тут начать? Рамунас, как более опытный, предупредил:
— Как только повозка остановится, они сразу проснутся…
— А мы сделаем так, — сказал Угнюс, — ты распрягай осторожно лошадок, а мы будем тем временем толкать повозку.
Они так и сделали. Рамунас распряг лошадей, отвел их к пруду напиться, а братья толкали дальше повозку с Диндерисами, пока она не начала катиться под гору. Заметив внизу поблескивающее в лунном свете болотце, Угнюс крикнул брату:
— Отпускаем!
Аудрюс только-только успел выхватить из рук Дарюса палку-путешественницу. Угнюс обернулся — откуда сочится свет? Рамунас, чертов малец, напоил лошадей и теперь вздумал покурить. Бросил в пруд спичку, и тот полыхнул пламенем…
— Чепуха! — отозвался Рамунас. — Скорее прячьте свою палку! Это солнце бьет в глаза!..
Письма разминулись
Братья написали друг другу, но их письма опять разминулись. Угнюс, наверное, сейчас читает письмо Аудрюса, а тот только что вскрыл врученную ему грамоту от брата.
Угнюс — Аудрюсу
… Потихоньку-помаленьку привыкаю, ведь даже собака, как говорят, привыкает к своей цепи.
С собаки и начну. Если б ты только слышал, как она, бедняжка, воет здесь по ночам! Словно перед каким несчастьем, — говорит тетя. Она все просит, чтобы дядя Пятрас вообще ее куда-нибудь сплавил (понимай так — завез куда-нибудь далеко, чтобы не нашла дороги назад). Поначалу я считал, что Тутис воет оттого, что ночью ему хочется побегать, порезвиться. Как-то вечером отстегнул ему ошейник, но едва собака сообразила, что очутилась на свободе, сразу забилась испуганно в свою конуру. Дядя Пятрас философски заметил: свобода требует от тебя больше, чем дает, поэтому не всякий жаждет ее. А у собак, между прочим, отличный нюх…
Рамунас в нашей дискуссии по поводу собаки не участвует. Плевать ему на Тутиса. Вот поэтому тот и скулит. На днях я пригляделся и увидел, в профиль Тутис с Рамунасом ну прямо
