Кто знает, может, эти «неспелые ягодки клюквы» и были самым искренним, самым драгоценным подарком? Внезапно все почувствовали, или им только показалось: что-то случилось. Что-то стало не так… Горестно застонало дерево, державшее на сучьях своего поваленного бурей соседа… Из объятий туч наконец вырвался розовый месяц. Елка, словно слезу, обронила в воду шишку.
Но Живилька все не было. И никто не знал, КАКИМ ОБРАЗОМ он должен появиться и вернуться к ним. Гномы стояли и ждали.
– Ты иди, – сказал Дилидон Расяле.
– Пойду, – кивнула Расяле и снова принялась рассказывать, что приехала тетя Алдуте на «Волге», что Криступас будет учиться музыке, и потому тетя увезет дедушкин контрабас…
Правда, рассказала она и кое-что новое:
– Тетя хочет, чтобы я тоже поехала в город. Гедрюс пойдет в школу, а мне скучно будет одной дома сидеть, чтоб я лучше поехала… Если б еще Живилёк нашелся… А то я на самом деле… Мне уже пора, я прямо не знаю…
– Чего ты не знаешь? – спросили гномы.
– Может, нам попрощаться? Вдруг Живилёк захочет попеть до утра соловьем… Я лучше его дома подожду… А послезавтра, наверное, уеду.
– Хорошо, – ответил Дилидон. – Мы все к тебе придем, если Живилёк найдется. Спокойной ночи. Спасибо, что пришла.
– Спокойной ночи, – ответила Расяле и, всхлипывая, заковыляла домой.
Гномы еще долго стояли и ждали какого-нибудь знака, по которому можно было бы судить, возвращается ли Живилёк. Но лес молчал, луна снова погрузилась в облака, и гномы озябли от ожидания и тревоги.
– Слишком мы верили в удачу, – вздохнул Мураш. – Всегда так бывает…
– Тс-с! – сказал Дилидон. – Птичка прилетела! Соловей! Живилёк!
Птичка пискнула на ветке ивы и, взлетев, села на перила мостков.
– Да она по-воробьиному чирикает! – тихонько удивился Мураш.
Оюшка шепнул:
– А ты хочешь, чтоб сразу по-нашему… Так долго пел соловьем!
– Почему мы шепчемся? Живилёк, это ты? – громко спросил Дилидон.
Полевой воробышек вспорхнул и улетел. И снова все почувствовали, как им холодно.
– Пойдем, огонек разведем. Сядем и подождем его, – предложил Дайнис, и все согласились.
Но едва они, покинув мостики, взобрались на пригорок, в кустах кто-то крикнул:
– Эй! Подождите! Меня не оставляйте!
У гномов даже ноги подкосились. Вот где он, Живилёк! Они обернулись с сияющими лицами и принялись оглядываться, стараясь понять, из какого куста донесся крик.
– Живилёк! – не своим голосом взвизгнул Оюшка.
Но из темноты вынырнул Бульбук! Сердитый, он нес в охапке свою одежду.
– Где Живилёк? – спросил он.
– Ах, это ты! – воскликнули гномы. – А мы-то думали, Живилёк.
– Думали, думали… А про меня, конечно, забыли? – трясясь от холода, торопливо одевался Бульбук.
– Ты так быстро вернулся, – удивился Дилидон. – Ничего не заметил?
– Вода холодная… – ответил Бульбук. – Расяле, конечно, так и не дождались?
– Дождались. А вот Живилька все нет и нет. Разведем лучше огонек, еще подождем.
Вскоре они, как шесть волшебников, уселись в круг. Легкое и грациозное, посредине плясало пламя. Сбросив белое покрывало дыма, оно, танцуя, окрашивало в розовый цвет то одного, то другого волшебника-гнома и проворно выхватывало у него из рук хворостинку, кусочек бересты или горстку ароматной хвои.
Они отдали огню все, что насбирали, потом каждый гном подыскал кочечку или бугорок мха, чтоб положить голову. Они легли и, устав за день, мгновенно заснули. На них тихо опускались слетавшиеся на свет костра ночные мотыльки, прикрывая их теплыми бархатными крыльями, и гномы все глубже погружались в сладкий сон. Верно, поэтому никто из них не увидел, когда и как у огня появился Живилёк, долго летавший с соловьями. Скорей всего, как и тот раз, он, не раздумывая, бросился в пламя. И уже не поднялся из него птицей, а, опалив крылышки, упал рядом со спящими товарищами и тоже уснул.
Гномы пробудились на рассвете. Огонь погас; деревья, листья папоротника, травинки – весь лес посеребрила росистая паутина. Было дивно красиво вокруг, и гномам показалось, что они все еще видят сны. Поэтому Дилидон ничуть не удивился, увидев рядом с собой спящего Живилька.
Даже всеведущий Мудрик, не веря глазам своим, трогал землю, тряс головой и никак не мог понять, что это – такой яркий сон или красочная явь.
– Давайте-ка еще поспим, – пробормотал Мураш. —
