Но свой коронный ход Мишка приберег под самый конец. Когда Ника уже стала подумывать, как бы потактичнее завершить этот бессмысленный разговор ни о чем, Мишка вдруг заявил:
– Вообще-то я вот еще что звоню. Мне очень нужно с тобой посоветоваться. Ты знаешь меня, как никто другой, поэтому наверняка сможешь мне помочь. Я так запутался!
– И по какому вопросу тебе требуется мой совет? — осторожно осведомилась Ника.
– Насчет Верунчика. Понимаешь, я уже не соображаю, зачем и ради чего живу. Я даже сам себе не могу сказать, люблю ли я ее или нет. Зато теперь я точно понимаю, что любил тебя. А после нашего расставания в сердце что-то такое надломилось, и я ровно инвалид стал. Вроде бы и чувствую что-то, да только чувство какое-то ненастоящее, приглушенное. Да, с Верунчиком секс отличный… был. Но только это не любовь ни разу! И Верунчик на меня сейчас как-то странно смотрит. Мне иногда кажется, так кобра тушканчика рассматривает, прежде чем броситься на него и сожрать. Глаза холодные-холодные, и губы кривятся, словно ей неприятно, что я рядом нахожусь. Обнимаю ее, а она словно чужая! Веришь — нет, даже домой идти не хочется! Когда мы с тобой жили, у нас на все денег хватало, еще и копить умудрялись. А тут как в прорву уходит, сколько ни зарабатываю — все мало! Я уже и подработку взял, и два сектора вместо одного веду, так все равно в холодильнике пусто!..
Мишка все говорил, говорил, изливая душу, а Ника слушала, как глухо отдаются в висках удары сердца. От старой обиды в носу противно защипало, так что пришлось схватить себя пальцами за переносицу, чтоб позорно не разреветься. Казалось бы, странно: Мишка ведь по факту признается сейчас в том, что Ника была ему хорошей женой и что Верунчик на ее фоне смотрится весьма блекло, но отчего-то после такого хочется наорать на бывшего мужа и популярно разъяснить ему, что он — кретин, ноль без палочки и полное ничтожество. Когда-то он жестоко обидел ее, променяв на молоденькую практикантку, даже развестись ради этого не погнушался. А теперь ищет у нее же сочувствия, жалуясь на ту самую разлучницу! И какой реакции, спрашивается, он от нее ждет? Или втайне надеется, что она скажет: «Да бросай ты свою лахудру, давай жить, как прежде»? Не бывать этому!
В итоге, кое-как отделавшись от Мишки (пришлось изобразить звонок на мобильный и соврать, что ее срочно хочет слышать шеф), Ника еще целый час сидела на кухне, бесцельно рассматривая узор на обоях, и потягивая одну чашку чая за другой. Получается, ее первоначальные выводы относительно Мишки и Верунчика были верны. Вот только со сроками она промахнулась, не думала, что они так быстро начнут цапаться…
Непонятно только, почему ее так задевает эта ситуация. Ведь Мишку она больше не любит, это факт. А вот все равно что-то в душе такое ворочается и не дает успокоиться. Он же фактически взял и озвучил ее мысли двухмесячной давности! И про то, что хочется любить, а не получается, потому что все ненастоящим кажется. И про то, что словно эмоциональным инвалидом себя чувствуешь, тоже сказал! И что ей теперь со всем этим делать? И какой такой помощи на самом деле ждет от нее Мишка? Или ему все равно, кому плакаться, лишь бы выслушали?
Так ни к чему конкретному и не придя и в расстройстве обозвав Мишку «занозой», Ника отправилась спать. Как-никак завтра ее первый рабочий день в должности заместителя главного редактора, так что опаздывать, равно как и выглядеть всклокоченной и расстроенной, ей не с руки.
Никиты опять не было, видать, снова завис в резиденции Воронцовых. Впрочем, даже без него атмосфера в редакции была вполне рабочей: Виктор вот уже который день здесь не появлялся, так что волей-неволей дамы занимались своими непосредственными обязанностями. Что ж, оно и понятно: наверняка Серафим сыночку по голове настучал, чтоб оставил журналисток в покое. А уж после громкого скандала с уличными гонками Виктор станет трижды думать, стоит ли ему ярить старшее поколение или нет. Вряд ли он хочет в одночасье лишиться наследства, как пригрозили ему отец с дядей.
Решив, что пора побаловать себя кружечкой ароматного чая, Ника вышла из своего отсека и отправилась к столу с заваркой и печеньем. Там уже стояла Стелла, взбивая ложечкой пышную пену в чашке с капуччино. Внезапно она резко отставила чашку в сторону, расплескав при этом кофе, и, побледнев, схватилась за живот.
– Что с тобой? — встревожилась Ника.
– Не знаю. Кажется, отравилась чем-то, — простонала Стелла. — Сначала тошнота к горлу подкатила, а потом раз — и все внутренности скрутило. Ой, мамочки, как больно-то!
– Подожди, сейчас в аптечке посмотрю, может, там есть что-нибудь подходящее!
Обшарив ящик с лекарствами, Ника обнаружила там лишь активированный уголь. Стелла скептически проглотила предложенные ей черные таблетки и посетовала на то, что они теперь скрипят на зубах, а толку от них — чуть.
– Ну извини, больше все равно ничем помочь не могу, — развела руками Ника. — Хочешь, «скорую» вызову?
– Вот еще! — скривилась Стелла. — Чтоб меня тут же в инфекционное отделение какой-нибудь заштатной больнички уволокли? Ничего, сама как-нибудь справлюсь.
– В принципе у нас ведь на первом этаже медицинский киоск работает. Хочешь, я схожу туда и спрошу, что обычно пьют в таких случаях? Может, что путного присоветуют?
– Да ладно, не стоит беспокоиться! До первого этажа я как-нибудь сама доберусь! — сообщила Стелла и, не забыв картинно поморщиться, вышла из редакции, по пути прихватив с собой сумочку.
Ника, глядя ей вслед, лишь вздохнула про себя. Да, как ни крути, а человечек все же неприятный. Ведь даже «спасибо» не сказала! И лужицу кофейную после себя вытирать не стала, свинюшка мелкая! Если бы ей и вполовину было так плохо, как она это заявила, фиг бы она вообще со стула подняться смогла! Зато как услышала про аптечный киоск, так тут же глаза загорелись! Называется: чем бы заняться, лишь бы не работать! Теперь как минимум полчаса гулять будет, а то и дольше, можно даже не сомневаться.
Проведя по столу губкой, Ника привела все в порядок. Долго смотрела на пакетированный кофе, но решила не рисковать. Вкусно, конечно, да только сердце потом будет в грудную клетку колотиться, как у загнанного зверя. Или все-таки попробовать? Только разбавить посильнее?..
Стелла вернулась через сорок минут, сияющая, как обертка от шоколадки. От ее былого недомогания не осталось и следа. По крайней мере за живот она больше не держалась и скорбные физиономии не корчила. Зато, узрев Катю, прямой наводкой отправилась к ней и, помотав перед носом сумочкой, сообщила:
– Знаешь, что у меня здесь?
– Микстура от поноса? — невозмутимо поинтересовалась Катя, которая была в курсе того, куда и почему отправилась ее соперница.
– Здесь — самая настоящая бомба для тебя! — с торжеством заявила Стелла. — Можешь начинать кусать себе локти, потому что когда о ней узнает Виктор, ты окажешься не у дел!
– Какую только дрянь люди из туалетов не тащат! — с той же непередаваемой интонацией отозвалась ее собеседница.
Сообразив, что на этот раз вывести из себя Катерину не получится, Стелла фыркнула и ушла в свой отсек. Бойко забарабанила по клавишам, громко и фальшиво напевая мотив популярной песенки. Затем внезапно замолчала, подскочила и выбежала из редакции. Ника хмыкнула себе под нос: видимо, расстройство желудка у юной журналистки все еще продолжалось. Наверное, так и будет до конца дня гонять в туалет и обратно, ничего не попишешь.
На сей раз отсутствовала Стелла не долго, не больше десяти минут. Зато появилась еще более взбудораженная, чем раньше, и снова зачем-то отправилась к Кате.
– Сегодня твой последний день, когда ты числишься у него в любовницах! — звонко заявила она на всю комнату. — Уже завтра даже духу твоего здесь не будет! Уж я-то об этом позабочусь, можешь мне верить!
– Сначала о себе позаботься, засранка, — беззлобно парировала Катя и, повернувшись спиной к сопернице, уставилась в монитор, давая той понять, что разговор окончен.
– Да ты!.. Да я!.. Я!..
– Если собираешься закатить истерику, то, будь добра, выйди отсюда! Мне сегодня еще обложку сдавать, а вопли экзальтированных наркоманок действуют на меня угнетающе.
На сей раз Зинаида не дала скандалу разгореться в полную мощность и, подхватив Стеллу под руку, чуть ли не силой выволокла ее из редакции, одновременно что-то нашептывая той на ухо.
