Чувствительность конечностей сохранена. Ну и чего вы растерялись? Берите сухие полотенца, насухо вытрите ей ноги и сделайте непродолжительное щадящее растирание. Потом укройте ее еще одним одеялом. Сама-то она как? Руки, лицо целы?
— Максо… — неуверенно начал Мирослав. — Максо, тут…
Два узника переминались с ноги на ногу и с сомнением поглядывали друг на друга.
— Ну, что еще? — врач наклонил голову и нетерпеливо посмотрел на обоих санитаров поверх очков.
— Да тут… — поддержал товарища Бранимир и неопределенно качнул головой в сторону. — Понимаешь, есть еще кое-что.
— Ну что, что? — Максо, казалось, начинал терять терпение.
— Номера, — решившись, наконец, произнес Бранимир. — Они у нее разные.
— Какие еще номера? — не сразу сообразив, о чем идет речь, переспросил врач.
Мирослав отогнул край одеяла и показал Максо правую штанину узницы. Затем он поднял с пола полосатую рубашку и продемонстрировал ее старшему врачу, натянув на ладонь участок ткани, на который были пришиты шестиконечная звезда и полоска с лагерным номером. Максо, бросив быстрый взгляд на штанину и рубашку заключенной, медленно повернулся к санитарам и вытер со лба испарину.
— Так, — тихо произнес он. — Так. А она вообще откуда взялась?
Мирослав с Бранимиром вполголоса рассказали ему все, что произошло полчаса назад у входа в лазарет. Врач внимательно слушал и хмурился с каждым их словом все больше.
— Так, — снова повторил он, когда санитары закончили. — А вы хоть представляете себе, чем это может обернуться?
— Ей нужна помощь… — попытался объяснить Мирослав.
— Какая еще помощь? — Лицо Максо от волнения покрылось красными пятнами. — Вы во что меня пытаетесь втянуть?
— Максо, — начал Бранимир, — мы же можем…
— Что можем? — громким шепотом набросился на него врач. — Что можем? Вы понимаете, на что вы меня толкаете?
— Они же каждый день умирают, — кивнул в сторону длинных рядов из коек Мирослав. — Сегодня вот умерло девятнадцать, из них две женщины, мы с Бранимиром сами отвозили их к моргу. Офицеры сюда почти не заглядывают, кто будет разбираться?
— Я даже слышать об этом ничего не хочу! — злобно зашипел на него в ответ Максо. — Даже слышать не хочу, понятно?! Хватит!
Он резко повернулся и мелкими шагами засеменил к выходу.
— Ну, чего ждешь? — с сожалением вздохнув, сказал Мирослав напарнику. — Возьми сухое полотенце, вытри ей ноги.
Он взял рубашку девушки и понес ее к печке, еле слышно потрескивавшей в центре барака.
Примерно через час в здание лазарета вошел унтерштурмфюрер СС Отто Шнайдер в сопровождении двух рядовых.
— Шапки… — громко протянул Максо, набрав в грудь воздуха. И, выдержав короткую паузу, резко выкрикнул: — Снять!
Санитары поспешно сорвали со своих голов лагерные шапки.
— Герр офицер! — глядя вниз, по-немецки начал рапортовать Максо. — Могу доложить, что за прошедшие сутки в лазарете происшествий не было. В общей сложности...
Он запнулся, как будто подбирая нужную фразу. Мирослав с Бранимиром мгновенно напряглись, сжали пальцы в кулаки и стояли теперь совершенно неподвижно, жадно ловя каждое слово Максо. Тот несколько раз быстро моргнул, облизнул пересохшие губы и продолжил:
— … поступило тридцать два человека и скончалось восемнадцать. Все зарегистрированы в журнале мною, под мою личную ответственность.
Услышав эти слова, Мирослав не удержался и едва заметно шевельнул плечом. На мгновение его губы в самых их уголках дернулись слабым подобием облегченной улыбки. Бранимир же, не выдержав охватившего его напряжения, нервно сглотнул.
Унтерштурмфюрер, бросив многозначительный взгляд на эсэсовца, стоявшего слева от него, отвернулся в сторону. Рядовой, быстро шагнув к Максо, наотмашь ударил врача по лицу открытой ладонью.
— Научись говорить без запинок, свинья! — поправив каску, закричал эсэсовец на врача.
Максо, не удержавшись, рухнул на пол. Очки слетели с его лица. Стул, который он в падении неуклюже задел рукою, тоже с грохотом завалился набок. Но, оказавшись на полу, узник мгновенно поднялся и уже в следующую секунду, как ни в чем не бывало, стоял перед офицером, устремив взгляд вниз и вытянув руки вдоль туловища.
Унтерштурмфюрер снова повернулся и пристально взглянул на него. Он подошел к столу, открыл журнал на последней странице, внимательно просмотрел в нем все записи за текущие сутки. После этого Шнайдер, не произнеся ни слова, неторопливым шагом направился к выходу из барака. Напротив замершего по стойке смирно Максо он ненадолго задержался и, повторно бросив на того пристальный взгляд, наконец, вышел наружу. Следом тяжело ступали двое сопровождавших его рядовых.
Когда их шаги стихли, санитары облегченно вздохнули и многозначительно переглянулись между