Репетитор

конечно, не в том, что его доля меньше. Все было честно: Том вступил в семейное дело сразу после университета, а Скотт еще десять или двенадцать лет занимался всем подряд, пытаясь найти себя: сначала в Бостоне, затем в Хартфорде он взбирался по карьерной лестнице в финансовой компании, затем занялся туризмом и, наконец, очутился здесь.

– Скажи, Том, ты когда-нибудь мечтал о независимости?

– Независимости? – Том недоуменно моргнул.

– О финансовой независимости. Ну, просто для того, чтобы… Я даже не знаю…

– Скотт, у нас неплохо идут дела, у нас обоих. Жены, дети, все остальное…

«У тебя, – подумал Скотт. – У тебя дела идут хорошо». Но ничего не сказал.

– Может, попросишь у мамы? – предложил Том.

– Ты прекрасно знаешь, что она слушает только тебя!

Том отвел взгляд.

– Я подумаю, – сказал он. – Это лучшее, что я могу сделать.

«Думай быстрее. – Скотт почувствовал раздражение. – Время уходит!» Конечно, Скотт имел в виду, что вопрос с «Симптоматикой» нужно решать как можно скорее, но в то же время он понимал, что дело не только в этом: черт, почему Том не чувствует, как быстро летит время?

3

Кила Гудукас начала последний сет, послав мяч за спину Руби. Каждое занятие заканчивалось маленьким соревнованием. Победитель – почти всегда это была Кила – получал приз, подготовленный Эриком – тренером клуба. Обычно это была аудиокассета, бутылочка «Гэйторейда»[5] или набор теннисных мячей.

Руби отвела ракетку назад и отбила мяч – снизу вверх, снизу вверх – Эрик повторял эти слова настолько часто, что к концу занятия Руби хотелось кричать. Мяч полетел в дальний левый угол поля. Кила послала его обратно – одним из своих отработанных ударов, после которых мяч летел низко над сеткой. Руби опять отбила в дальний угол – удар вышел даже лучше, чем предыдущий. Кила снова ответила низким мячом. Руби попыталась запутать противницу, послав мяч точно по центру. Кила отбила и послала мяч низко над сеткой. Руби отправила в центр еще два мяча. Низкий. Опять низкий. Дальний угол. Низкий мяч. Еще три удара. Низкий. Низкий. Низкий. Трижды – так это называется? Хорошее слово, можно сказать – великолепное. У Руби был список слов, которые она расставляла по порядку…

Следующий мяч Руби послала точно в сетку. Точно, это была она, потому что мяч – бамс- бамс-бамс, – скакал по ее стороне поля. Гейм, сет, матч. Девочки подошли к сетке и пожали руки.

– Хорошая игра.

– Хорошая игра.

Подошел Эрик, в руке у него была бутылка синего «Гэйторейда» – этот вкус Руби любила больше всего.

– Держи, чемпион. – Эрик протянул бутылку Киле.

Из-за швейцарского – или какого там еще – акцента «чемпион» превратилось в «шампион», и Руби сразу почувствовала себя гораздо лучше. Эрик посмотрел на учеников:

– Жду всех в следующий понедельник.

– Фсе придут, – тихо сказала Руби.

– В чем дело. Руби?

Значит, не очень тихо. Девочка широко улыбнулась:

– Спасибо за занятие.

– А-а-а. Всегда рад тебя видеть.

Фсегда. Фсегда рад фсех фидетъ. Руби убрала ракетку в чехол. На корт вышли четверо мужчин: напульсники, наколенники, волосатые руки, громкие голоса.

– Ну что, малышки, разогрели для нас корт? – спросил один из них.

– Смотри не обожги ноги, – сказала Руби.

Кила рассмеялась своим тоненьким смехом, который очень нравился Руби.

Девочки вышли в коридор. Руби попила воды из фонтанчика, для чего ей пришлось встать на цыпочки. Кто-то прикрепил к раковине жвачку.

– Руби, – сказала женщина за стойкой, – звонила твоя мама. Она немного опоздает.

Руби села на скамейку рядом с торговым автоматом и принялась рыться в своем рюкзачке. Взяла ли она с собой «Приключения Шерлока Холмса»? Нет. Остались ли хоть какие-нибудь деньги после обеда в школе? Хотя бы 65 центов на M&M's? Нет. Руби посмотрела на пакетики с M&M's за стеклом автомата и заметила, что краешек одной упаковки торчит из прорези. В ту же минуту, не успев толком подумать. Руби уже стояла у автомата. Может, если слегка толкнуть… вот так, совершенно случайно…

– Руби?

Она вздрогнула и обернулась. В дверном проеме стояла Кила.

– Папа говорит, что он может тебя подвезти.

Руби услышала, как за ее спиной что-то мягко шлепнулось на поддон автомата.

У мистера Гудукаса была очень хорошая машина. Заднее сиденье, на котором разместились Руби и Кила, было обтянуто мягкой кожей. Майкл Гудукас взглянул на Руби в зеркало заднего вида:

– Какой адрес?

Руби ответила.

– Ты ведь дочь Скотта Гарднера, да?

– Ага.

– Мы с ним старые друзья.

Руби вытащила из упаковки одну красную и одну зеленую конфету и передала M&M's Киле.

– Он ведь здорово играл, когда учился в Университете Коннектикута, правда?

– Ага.

Руби засунула красную конфету за одну щеку, а зеленую – за другую – как сигнальные огни на борту корабля. Конфеты были очень, очень вкусными. Качайся на волнах, детка.

– Это твоя улица?

– Да.

– Симпатичная.

Он не уверен, что папа учился в Коннектикуте, доктор Ватсон, значит, они не такие уж и друзья.

– Смотри, как бы мне не проехать мимо твоего дома.

– Следующий.

Мистер Гудукас припарковал машину у тротуара. Пустая банка пива «Будвайзер» выкатилась из-под переднего сиденья.

– Очень мило.

Мистер Гудукас оглядел дом. Затем обернулся к Руби и улыбнулся, но все, что она увидела, – это его усы. Усы что-то говорили. Что бы это ни было, Руби не хотела этого слышать.

– Давно здесь живете?

– С тех пор как я родилась, – сказала Руби, открывая дверцу.

– Недавно все подновили?

– Ага. – Руби выбралась из машины. Было холодно.

– Сколько спален?

– Четыре, – сказала Руби.

Родителей, Брэндона, ее собственная и еще одна пустая в конце холла, в которую вели несколько ступенек, Руби не любила о ней вспоминать.

– Спасибо, что подвезли.

– В любое время, детка.

Небо уже стало того темного сине-фиолетового цвета, похожего на цвет морского дна, который Руби больше всего не любила. Окна в доме были темными, и Руби пожалела, что не оставила утром