поклонницы... Ну, правда, есть еще новости. Буду давать благотворительный концерт в «Крестах».
– Да ну! – Арбуз весело удивился. – Прямо в самих «Крестах», говоришь?
– Ага. Во дворе, под открытым небом.
– Это здорово... – Арбуз прищурился. – Это, знаешь ли, очень даже интересно.
– Ну, в общем, ничего интересного. Я ведь уже выступал несколько раз в колониях.
– Не-е-е, ты не путай. Колонии – это тебе не «Кресты». Колония общего режима – это что-то вроде принудительного пионерлагеря. Ну разве что с вертухаями и прочими радостями. А «Кресты» хоть и считаются изолятором временного содержания – всетаки тюрьма. Настоящая, с мрачными казематами и страшными злодеями, сидящими в камерах.
– Злодеями... – Роман вспомнил разговор с Боровиком. – Что же ты так неласково своих коллег называешь?
– Как хочу, так и называю, – усмехнулся Арбуз. – Так, говоришь, в «Крестах» петь будешь?
– Ну, если ничего не изменится – буду, – кивнул Роман.
– Не изменится, – уверенно сказал Арбуз. – Такие решения не меняются. Ты же понимаешь, что до того, как тебе предложили выступить там, все было обсуждено и одобрено на самых разных уровнях и в самых разных... э-э-э... сообществах.
– Понимаю. О, кстати, чуть не забыл!
Роман полез во внутренний карман просторной холщовой куртки и извлек оттуда запечатанный лазерный диск.
– Я тебе обещал и вот – держу слово. Как это у вас говорится – за базар отвечаю. «Татуированный ангел», мой последний альбом.
– Это здорово! – обрадовался Арбуз. – А я уж думал, ты забыл о своем старом друге. Все девкам раздарил.
– Ну вот еще! – возмутился Роман. – Может быть, я и свинья, но не до такой же степени. Давай ручку, автограф напишу.
– Давай-давай, автограф – это хорошо.
Арбуз нашел на столе ручку и швырнул ее сидевшему на диване Роману.
Тот поймал ручку в воздухе и, распечатав альбом, начал писать на вкладыше автограф.
– Вот черт... – выругался он, – бумага эта лакированная... На ней лучше фломастером писать. Так... И вот так. Держи!
Закрыв коробку, он бросил ее Арбузу.
Поймав ее не менее ловко, чем Роман поймал ручку, Арбуз открыл альбом и стал читать вслух дарственную надпись.
– Так... Дорогому Арбузу от друга детства. На память, – в интонациях Арбуза появилась язвительность, – а также с наилучшими чувствами и пожеланиями. Что за банальщина! Ты бы еще пожелал мне счастья в личной жизни.
– И успехов в труде.
– Вот-вот. Ты же для песен нормальные тексты пишешь, значит, владеешь словом! А тут – такую поденщину написал.
– Ну ладно тебе, – Роман смутился, – банальщина, поденщина... Хочешь, другой подпишу, поооригинальнее?
– Нет уж, дорогой друг детства, пусть это свидетельство позора останется у меня. Я тебя им потом шпынять буду. А ты будешь извиваться, как ужака под вилами.
Арбуз спрятал диск в стеклянный ящик стеклянного стола и сказал:
– Не зря говорят, что музыканты тупые. У них все способности в чувства уходят.
– Сам ты тупой, – фыркнул Роман. – Ты скажи лучше, зачем тебе стеклянный стол?
– О! – Арбуз поднял палец. – Это символ того, что мой компьютерный бизнес совершенно прозрачен. Никакого левака, все документы на виду, в общем – ангел.
– Татуированный, – усмехнулся Роман.
– Точно! Как твой диск – «Татуированный ангел». Видишь, как все совпадает? Линии жизни и слои событий располагаются и складываются не просто так. – Арбуз откинулся на спинку кресла и задумчиво поднял глаза к потолку. – Великий Конфуций говорил...
Бесшумно открылась дверь, и на пороге показалась стройная девушка в короткой юбке, катившая перед собой столик на колесах. На столике стояли чашки, сахарница, электрический чайник, над коротким носиком которого вился пар, а также вазочка с печеньем, банка растворимого кофе и бутылка армянского коньяка. Подкатив столик к дивану, девушка сделала книксен и удалилась, виляя бедрами. Роман посмотрел ей вслед, а потом вопросительно взглянул на Арбуза.
– Нет! – Арбуз решительно замахал пальцем. – Ничего подобного! Никаких таких дел! Сам знаешь: бабы доведут до цугундера. Особенно сотрудницы. Так что – никакого интима. Танечка, конечно, девушка видная и на любого мужчину действует безотказно, гормоны так и прут, но – ни в коем случае.
– Правильно, – согласился с ним Роман. – Если все обстоит именно так, как ты говоришь, то это хорошо. А то, знаешь ли, известные дела – секретаршу на столе... И прочий инвентарь. Ну тогда расскажи, как у тебя дела на фронте организованной преступности.
– Ну, – Арбуз пожал плечами, – преступаем помаленьку. Но ты меня лучше об этом не спрашивай.
Я тебе уже сколько раз говорил, меньше знаешь – дольше живешь. Ты мне лучше расскажи, что там у Боровика. Пиво из ржавого сейфа – это ясно.
– А я, кстати, только что от него, – сказал Роман, зачерпывая из банки растворимый кофе.
– Ну-ну? – Арбуз взял со столика бутылку и начал отвинчивать пробку. – И что у него там?
– А... – Роман поморщился, – страдает наш Боровичок.
– Страдает? – преувеличенно удивился Арбуз. – А с чего ему страдать-то? Жизнь у него праведная, ловит злодеев, излишеств, кроме обычного пива с обычной водкой, не знает...
– Да у него... Короче говоря, на зоне повесился тот самый маньяк, который убил его сестру.
– Подумаешь! – небрежно бросил Арбуз. – Повесился, и слава богу. Радоваться нужно, а он страдает...
– А он, видишь ли, справедливости хочет, как тот Шарапов. Чтобы все по закону и прочее.
Арбуз налил себе коньяку и вопросительно поглядел на Романа.
– Будешь?
– Не, я за рулем.
– Ну и что? – усмехнулся Арбуз. – У тебя что, нет денег, чтобы откупиться от поганого мента? Могу ссудить нищему артисту.
– Сам ты нищий похититель кошельков! – Роман пренебрежительно взглянул на бутылку, которую Арбуз вертел в воздухе.
– Кто – я? – Арбуз обиженно посмотрел на Романа. – За всю жизнь ни одного кошелька. Что я тебе – карманник, что ли?
– То есть – чужого не берем, – язвительно заметил Роман.
– Слушай, моралист, кончай тут антимонии разводить. Будешь пить или нет?
– Буду, – обреченно кивнул Роман, – куда же от тебя денешься...
– Вот так, – Арбуз наполнил вторую рюмку. – Давай тогда за Боровика, чтобы он не очень там грустил на ниве борьбы за всемирную справедливость.
– Давай, – Роман поднял рюмку и посмотрел сквозь нее на свет. – Хороший коньяк... А все-таки вы с Боровиком два идиота. Вот так вот, за пять минут, поломать себе жизнь могут только полные недоумки.
Двадцать лет назад, после выпускного вечера, трое неразлучных друзей – Саня Боровик, Ромка Меньшиков и Мишка Арбузов – оторвались от шумной толпы бывших одноклассников, вооружились тремя большими бутылками портвейна «Массандра» и отправились на набережную реки Смоленки.
Такое серьезное событие, как окончание школы, по их мнению, следовало отметить вдумчиво и со всем пониманием, что настало время взрослой жизни, а вовсе не так, как все остальные оболтусы. Конечно же, ничего оригинального в их ощущениях и рассуждениях не было, потому что и до них миллионы молодых
